— Мне нужны деньги, — произнес Никколо, — на лекарства…
— Мне тоже, но не на вас, — произнес Умберто и удалился. Теперь он был окончательно уверен в своем предположении — такие родители ему не нужны.
Умберто медленно вышел из этого ужасного здания и произнес:
— Отец–алкоголик, а мать — лучшая шлюха Латинской Америки, ну уж нет. Пусть лучше подложные, но любящие родители, — Умберто сел в автомобиль и уехал.
Утром следующего дня Сесилия открыла дверь дома дочери своим ключом и вошла в прихожую. Поскольку жила она неподалеку ей приходилось заходить к дочери и будить ее. Италия была созданием несносным и просыпалась с пятьдесят шестого раза…
Отделавшись от легкого плаща, она подхватила сумки и вошла в гостиную. Там ее ждал сюрприз:
— Италия! — Сесилия была явно в шоке, только вчера ее дочь вышвырнула одного, как тут же свалился второй.
Италия продрала один глаз и произнесла:
— О, Мама, познакомься это — Серхио!
— Доброе утро, — осторожно произнес Серхио.
Сесилия стала изучать Серхио. Серый, невразумительный, ноги торчат из под одеяла. Одна в носке, другая голая. Как это похоже на Италию…
Сесилия прошла на кухню и стала выкладывать продукты в холодильник. Потом она взяла в руки телефон и решила сообщить новость мужу. Адальберто Масьерно спокойно воспринял новость о новом мужчине дочери и пообещал убить и ее и «мужлана в одном носке»…
Анхелика Валтьерра — лучшая подруга Сесилии сидела на кухне и лепила кавказский деликатес — чебуреки. Ее мысли занимала дочь — Лили Валтьерра. Она уже 5 лет обитала в Сан — Хуане, писала редко.
— Мама! — в кухню вошел Фернандо, младший сын Анхелики, — письмо от Лили.
Анхелика встрепенулась.
Она схватила конверт и извлекла из него письмо.
Дорогие мама и Фернандо.
У меня все превосходно. Простите, что не писала — не хватало времени. Сейчас изыскания ведутся близко у Сан — Хуана, поэтому у меня есть время.
Здесь я нашла свое счастье. Я познакомилась с человеком, который меня понял. Это Максимимлиано, но мы зовем его Макс. Он очень хороший, мы собираемся пожениться! Скоро мы приедем к вам. До встречи в Мехико, о приезде сообщу телеграммой или позвоню.
Ваша Лили,
Сан — Хуан–де–Пуэрто — Рико
26 апреля 1996 года.
Анхелика опустила письмо и произнесла:
— У меня очень плохие предчувствия, Фернандо.
ИЗ ДНЕВНИКА ИТАЛИИ МАСЬЕРНО.
Я допустила страшную ошибку. Зачем я позвала его? Не знаю. Был какой–то импульс, он обещал что–то хорошее и большое, а принес он боль…Туман и боль…
Боль, сжигающая все внутри… Боль в душе и туман. Я не вижу своего будущего, возник какой–то барьер. Все дошло до какой–то черты, которую надо переступить. Черта, а за ней две дороги. Какая? Какая из них даст мне то, что я хочу? Какая из них вылечит боль? Что может мне сейчас помочь? Мне кажется, что внутри меня что–то шевелится, пытается вырваться наружу. А лошадки с крыльями все так же летят на юг, оставляя меня здесь. Они ничем не могут мне помочь, они бессильны. Боль, только боль, заполняющая меня, стремящаяся вырваться наружу криком раненого зверя. Что это? Начало или конец? Должен же быть способ избавления от этой боли или нет? Не может же она быть вечной. Боль не длится вечно.
Все разрушено почти до основания, построить тот радужный мир сумасшедшей весны уже невозможно. Ведь строить уже не из чего, а заново не выстроить такой мир, слишком много осталось в глубинах памяти. Слишком промерзла та земля на которой он стоял, слишком блеклым стало то небо под которым он цвел, слишком много стало черных пятен на солнце, которое грело его, а из чего строить, так совсем не осталось, все раскидал ветер и превратило в пыль время. Остались лишь иллюзии, что этот мир еще есть. Что делать? Как? Из чего? На чем? А из того, что есть, не выйдет и сотой части того, что было. Разрушить до конца и развеять его пепел по ветру. Но станет ли лучше? Пройдет ли эта боль? Или попробовать что–то восстановить, собрать, склеить и вдохнуть жизнь? Но я не могу, я не чувствую в себе живительной силы, ее давно уже убила боль. Я больше ничего не чувствую, кроме всепоглощающей боли.
Пустота… Пустота внутри. Чтобы исчезла боль надо заполнить пустоту. Надо заполнить себя и тогда не будет боли. Хотя, это все может быть и неправда, а может быть лучше спрятаться и зализать все свои раны. Спрятаться и уснуть, и ждать пока не утихнет боль. Я стою между двух огней, но какой согреет меня? Который даст мне тот живительный бальзам? То лекарство от этой душевной болезни.