Дэймон улыбнулся. Женщина у него на руках крепко спала, прижимаясь к нему, как доверчивый ребенок.
— Если вы подержите дверь, я буду вам очень признателен.
Филип обогнал его, поднялся по ступенькам и открыл дверь.
Дэймон сообразил, что перенес Рэйчел через порог, и на миг ему захотелось, чтобы все было по-настоящему. Чтобы она не спала и смотрела ему в глаза с удивлением, возбуждением и предчувствием.
— Филип, не могли бы вы захватить почту на заднем сиденье и проследить за оплатой счетов?
— Конечно, сэр.
Дэймон прошел по толстому ковру на лестнице и толкнул дверь в свою спальню. Он не мог даже предположить, что Рэйчел так крепко уснет, и внезапно понял, как она утомлена.
Дэймон заколебался: не уложить ли Рэйчел на свою кровать? Но, вспомнив слова брата Раймонда, обвинявшего его в эгоизме, положил ее на ее кровать, сиял с нее туфли и осторожно накрыл одеялом.
В соседней спальне он увидел детскую кроватку, и свет из его спальни упал на круглые яблочки щек Карли. Она крепко спала.
Рэйчел вдруг что-то пробормотала, и Дэймон прислушался, надеясь разобрать слова, но ничего не понял.
Он довольно долго смотрел па нее. Брат Раймонд прав: как он теперь узнает, может ли Рэйчел полюбить его как человека? Почему он не думал, что когда-нибудь кто-нибудь полюбит его таким, какой он есть, а не за то, что он принц?
Рэйчел вдруг громко вскрикнула во сне:
— Виктория!
Он наклонился и коснулся ее.
— Все хорошо, Рэйчел, я здесь.
Она, казалось, успокоилась, и ее рука легла в его руку и сжала ее, сильная даже во сне. Ему не хотелось убирать свою руку, и он присел на край кровати. Через некоторое время Дэймон подумал, что не случится ничего плохого, если он приляжет на минутку рядом с Рэйчел.
Он будет лежать рядом с ней так, будто действительно перенес ее через порог, опять почувствует ее аромат, силу ее притяжения. Ничего, если всего один-единственный и последний раз он побудет с ней совсем близко.
И все-таки ему надо уйти, подумал Дэймон утомленно, и лечь в свою собственную кровать. Но только он успел так подумать, как рука Рэйчел сжала его руку еще крепче и молодая женщина беспокойно застонала.
Он опять подумал о брате Раймонде, о том, что сделал сегодня, и вдруг почувствовал, что тоже устал. Пообещав себе встать через минутку, он закрыл глаза.
Рэйчел проснулась, почувствовав что-то большое и теплое рядом с собой. Она вскочила, ничего не понимая, и вскрикнула:
— Карли!
Она обвела глазами комнату и поняла, что находилась в меньшей спальне в квартире Дэймона и что Карли мирно спит в кроватке в соседней комнате.
Как она попала сюда из автомобиля?
Рэйчел всегда спала очень крепко и теперь подумала, что все проспала. Она обнаружила себя полностью одетой, а ее новое платье помялось. Дэймон спал с ней тоже одетый, и Рэйчел вдруг почувствовала к нему огромную нежность. Все-таки он очень хороший человек.
Она коснулась его волос, глаза у него сонно приоткрылись, он увидел ее и улыбнулся.
— Что вы здесь делаете? — прошептала Рэйчел.
— Вам приснился кошмар, — прошептал он в ответ, и ей понравился его немного хриплый со сна голос.
— Как я оказалась здесь?
— Я принес вас.
— Дэймон, вы должны были разбудить меня. У вас же будет болеть спина.
— Что вы. Вы легкая, как перышко. Во сне вы звали сестру.
— Я знаю. Мне приснилась Виктория, а потом приснилось, что Карли потерялась. Я теперь боюсь засыпать.
Он притянул ее ближе к себе.
— Я останусь с вами столько, сколько буду вам нужен.
И вдруг он понял, что его слова шли у него из сердца. Он уговорил ее вступить в брак, и сделал неправильно. Не для него — для нее. Неправильно, потому что она оказалась лишена всех радостей, которые свадебная ночь и любовь мужа должны были дать ей.
И теперь ему оставалось только сохранять то, что он обещал — их отношения, основанные на договоре. И он будет придерживаться этого договора, пока не увидит, что Рэйчел больше не нуждается в нем. Он должен заботиться о ней, пока не завершатся события, связанные с ее сестрой, пока он не убедится, что она крепко стоит на ногах. Потом ему придется позволить ей уйти.
Он так решил, но совершенно растерялся, когда она дотянулась до него и коснулась его щек нежными и мягкими руками.
Она повернулась к нему, предложила свои губы, и он взял их.
Ему было так сладко. Он ощутил аромат лютиков и весеннего полудня. И невинность.
Ему пришло в голову, что, несмотря на свой жизненный опыт, Рэйчел была совсем невинна.
Однако не ее невинность держала его в плену, но намек на что-то большее. Губы у нее приоткрылись, и он услышал тихий стон — знак голода и желания.