— Да-да, отшельник, — сказала я. — Тиш рассказывала мне о нем. Наверно, трудно жить в Пэмбертоне и ненавидеть лошадей и охоту?
— А он не ненавидит охоту, — ответил Картер, — возможно, он самый лучший охотник во всей Джорджии. Том не переносит Большую, и тем более организованную, охоту. У него есть маленькое владение на болоте, в глуши, на одном из ручьев, питающих Биг Сильвер и текущих на небольшом отрезке параллельно реке. Это своего рода полоска между землями Клэя и завода. Клод когда-то построил там хижину, тогда Том был еще мальчишкой, чтобы они вдвоем могли останавливаться там, когда уходили поохотиться или порыбачить. Том выкупил этот участок у матери, когда она уступила землю Комиссии, и для того, чтобы заплатить Каролине назначенную сумму, продал свой автомобиль. Он живет там выше по ручью в маленьком доме, охотится на своей земле или в угодьях, где имеет охотничью лицензию, или, наконец, на землях лесничества, как делают все, кто не вхож на большие частные владения. Клэй предоставил ему „карт бланш" на плантацию „Королевский дуб" — он всегда относился к племяннику, как к собственному ребенку. А Том просто сходит с ума по дяде, но упорно не бывает на землях „Королевского дуба", кроме тех случаев, когда нужно появиться там, чтобы выразить уважение Клэю, как, например, сегодня. И Том даже не переходит ручья, чтобы поговорить с Чипом.
— Чип — это сын мистера Дэбни, не так ли? Тиш кое-что говорила о его семье.
— Да. Чип… Младший отпрыск Клэя Дэбни. Щепка от старого пня.[30] Только щепкой он никогда не был. Приблизительно такого же возраста, что и Том, или на год-два моложе. Но они как-то никогда не сближались. Это зеница ока мамочки Дэйзи, да и Клэй, конечно, любит его, но, видно, беспокоится все время по поводу малыша Чипа. Чип, как принято выражаться, просто дрянь и был таким всегда, с раннего детства. Я вырос с ним и Томом, и они даже тогда отличались, как день и ночь. Я думаю, миссис Дэйзи просто избаловала его донельзя. И, как бы ни старался Клэй сделать из него мужчину, а видит Бог, он действительно старался, с этим ничего уже нельзя было поделать. Чип боялся лошадей, боялся леса и не мог научиться стрелять из ружья. Хотя это и не порок, но он не научился как следует и ничему другому. Думаю, что Клэй постепенно перестал охотиться и рыбачить, когда понял, что Чип никогда не последует за ним. Клэй обычно брал Тома с собой, но, наверно, ему было очень больно находиться с племянником там, куда его сын не хотел или не мог пойти. Поэтому он передал охотничий дом работникам, и в течение долгого времени никаких охот в „Королевском дубе" не было.
Чип всегда получал то, что хотел. Поступил в юридический колледж университета Джорджии, со скрипом дотянул до последнего курса, но не был допущен к адвокатской практике. Не мог удержаться ни на одной работе, на которую его устраивал Клэй, даже в семейном деле оказался неудачником, устраивая везде такой погром, что отцу вечно приходилось искать другое место для сына и самому улаживать возникшие конфликты. У Чипа всегда были такие автомобили, гардероб и девушки, каких он только хотел. По какой-то неведомой причине женщины сами падают к его ногам, и он не может удержать ширинку застегнутой даже два дня подряд. У него именно такие жена и дети, какие и должны быть у молодого богатого человека. И дом под стать — его мама построила для него особняк, и, мне так кажется, именно она каким-то образом добыла для него Люси. Насколько мне известно, она даже платит Люси, только чтобы та оставалась с Чипом. Его так часто заставали с чужими женами, что никто уже не утруждает себя даже сплетничать об этом. Но у него милая улыбка и что-то мальчишеское во внешности, и он всегда сожалеет, если причинит кому-нибудь боль, и не может понять, как это могло случиться… Клэй потратил тридцать пять лет и Бог знает сколько денег, спасая своего малыша от неприятностей. Я знаю, что он любит Чипа, только не знаю почему. Да нет, черт возьми, конечно, знаю. Чип — его мальчик, его единственный ребенок, его единственный выстрел… Правда, не попавший в цель. Наверно, он хотел бы, чтобы Том был его сыном, хотя Клэй никогда не говорил об этом, но невозможно не видеть перемены в выражении его глаз, когда Том находится рядом…
— А что Чип теперь делает? — спросила я. Это был увлекательный и печальный рассказ, и я даже забыла о ноющем одиночестве.
— Кажется, наконец он нашел то, что ему нравится, где у него все о'кей. Клэй передал Чипу управление поместьем „Королевский дуб" пятнадцать лет назад, и Чип начал опять устраивать Большую охоту и управлять плантацией, за исключением той ее части, которую арендует лесопромышленная компания. Он истратил половину денег отца, ведя хозяйство, но постепенно начинает покрывать расходы или довольно близок к этому. Я регулярно просматриваю цифры — потому что являюсь поверенным в делах — и думаю, что Клэй считает такое помещение капитала стоящим. Он просто как бы закрывает глаза на то, каких людей Чип приглашает в поместье, и на то, чем они там занимаются. Старине Чипу всегда нравились низкопробные подонки, и он привозит их в поместье целыми самолетами. Первым делом Чип построил частную взлетно-посадочную полосу для реактивных птичек, и полоса эта никогда не пустует во время светского сезона. Уж больно богатыми оказались гости Дэбни-младшего. Многие прилетают с Ближнего Востока и из Европы. Еврошантрапа — именно так их называют в Старом Пэмбертоне. Они имеют ружья и снаряжение стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, а не могут попасть на малом расстоянии даже в кучу дерьма. Нюхают кокаин, выпивают столетние винные запасы Клэя, а иногда привозят с собой женщин, самых лучших и дорогих. Охота превращается в продолжительное купание в грязи, и грязевые ванны эти следуют одна за другой. Очень много игры в карты, причем делаются по-настоящему крупные ставки, но пока, я думаю, Чип ухитряется избегать уж слишком большой игры, иначе он был бы уже в тюрьме. До меня доходят слухи, что он разбрасывает приманку на полях и выпускает для охоты заранее отловленных птиц. Я также слышал, что он разрешает гостям отстреливать самок и молодых оленей и вообще охотиться до открытия сезона. Но это еще не доказано, это только слухи, и Клэй как будто не слышит о них. И пока все молчат. Как я уже говорил, мы любим Клэя Дэбни. Он много сделал для Пэмбертона. И Чип — не его вина, а его боль. Еще никто на свете не тратил столько усилий на своего ребенка, желая исправить.
— Похоже на греческую трагедию, — заметила я.
— Да, нам недостает только „бога из машины" или какого-нибудь подмоченного олимпийца, дабы поставить все точки над „i".
От неожиданности я уставилась на Картера, а он усмехнулся, покосившись в мою сторону:
— Я посещал еще пару курсов, помимо изучения имущественного права.
Мы свернули с шоссе на узкую, без указателя, песчаную дорогу, бегущую, казалось, бесконечно через черные леса, такие густые, что местами деревья смыкались вверху и складывалось впечатление, будто мы движемся в тоннеле. Свет фар выхватывал из тьмы желтеющие папоротники, высокие сорные травы, поросшие ежевикой и куманикой обочины, а время от времени — вспыхивающие глаза мелких лесных жителей, проносящихся через дорогу прямо перед машиной.
Неожиданно я увидела лисицу, рыжую, пушистую, красивую, застывшую с поднятой передней лапкой, как будто указывающей на травяную опушку. Секунда — и зверек растаял во мгле.
— А мы увидим оленя? — Мое сердце все еще гулко билось от внезапной встречи с лисой.
— Не на дороге, во всяком случае, — отозвался Картер. — Год был влажным, и у оленей сейчас достаточно корма. Они, как правило, не отходят дальше чем на две мили от своей территории, подобное случается только во время страшного голода.
Внезапно тьма впереди рассеялась, и на огромном, залитом серым светом пространстве я впервые увидела охотничий дом „Королевского дуба". Он оказался огромным. С массивной двухэтажной центральной частью из серебряных от возраста бревен, с длинной верандой, поддерживаемой мощными кряжами, и с двумя примыкающими приземистыми разбросанными крыльями. В больших окнах — свинцовые переплеты и ромбовидные стекла, как в больших коттеджах в Пэмбертоне. Огромные каменные трубы прерывали через определенные промежутки линию массивной, поросшей мхом щелистой крыши.