Выбрать главу

— Но… — продолжила Тиш.

— Но… Ну хорошо, это действительно столица мира в отношении платьев лилли, Лауры Эшли, шикарных органди, ты это имеешь в виду?

— Столица, но ни на йоту, ни на каплю больше, чем Бакхед, — довольно спокойно возразила Тиш. — Я не имела в виду Пэмбертон в целом. Я имела в виду праздник у Тома.

— А, это… да, прекрасно, — сказала я. — Было очень приятно.

Картер пристально взглянул на меня через край своего стакана, покрытого кристалликами соли. Он не сказал ни слова. Вообще мой друг был очень тихим с тех пор, как привез Хилари и меня домой с Козьего ручья.

Я знала, что мне придется поговорить с ним о той ночи. Слишком значимое событие, слишком необычайное, чтобы обойти его молчанием. Эта ночь как будто повисла между нами, наполненная и совершенная. Я была уверена, что Картер сам никогда не упомянет о ней, и поэтому именно я должна заговорить первой. Несмотря на то что мне очень хотелось хранить эту историю в себе. Но мой друг заслужил того, чтобы разделить со мной впечатления от той ночи. Он был частью, свидетелем чуда. Если бы его рука не задержала меня, ничего не произошло бы.

Я пригласила Картера на кофе, когда мы возвращались от Тиш и Чарли. И он зашел и устроился в том углу дивана перед камином, который стал уже его местом. Он рассматривал комнату так, как будто никогда не был в ней до этого. Голубые глаза останавливались то на одном, то на другом предмете, а руки Картер засунул глубоко в карманы велюровых брюк. Один раз он слегка улыбнулся, глядя на кипу фотографий, лежащих на медном блюде на кофейном столике, до которой я еще не добралась, чтобы разместить в альбоме. Большинство из снимков запечатлело его, меня и Хил на треке, в конюшнях, на пикнике, на ближних холмах, на ярмарке в округе Бейнз в октябре. Три месяца Картера, Энди и Хилари, застывших смеющимися во времени и пространстве и лежащих на блюде на кофейном столе. Как микрокосм, как террариум.

Я поставила пластинку Эллы Фитцджеральд, поющую песни Кола Портера, и невероятный голос, как старая позолота, покрытая дымкой, окутал комнату. Мы сидели молча и слушали музыку.

— …..такие беспечные вместе, и кажется даже досадным, что ты не видишь будущего вместе со мной, — пела Элла, — ведь тебя будет так легко любить…"

Картер посмотрел на меня и усмехнулся нежной улыбкой, под которой скрывалась боль. И я ощутила ту же боль в своем сердце.

— Это действительно кажется досадным, — заметил Картер.

— Что? — спросила я, с ужасом ожидая того, что должно было последовать. — Что кажется досадным?

— Ты знаешь. Что ты не видишь будущего вместе со мной.

— Не будь глупым. — Мое сердце громко стучало. — Кто сказал, что этого не может быть? Картер, ты знаешь, ведь мы договорились, что не будем торопиться.

— Прости. Я знаю, что мы так договорились, но думаю, сейчас я должен настаивать, Энди. И считаю, что должен знать теперь все. Мне кажется, я потерял тебя неделю назад на Козьем ручье. И думаю, что точно знаю, когда это случилось.

— Нет, — возразила я. — Нет. Ты прав, что-то действительно случилось. Но ты не потерял меня. Это произошло не со мной…

Картер спокойно посмотрел на меня.

— Но ты собираешься снова туда поехать, правда?

— Да, — ответила я, только сейчас понимая, что в самом деле собиралась это сделать. — Конечно, да. Конечно, мы поедем. Ты видел ее, Картер. Ты видел, что случилось с девочкой. Картер, я поеду даже в ад вместе с Адольфом Эйхманом, чтобы удержать Хил на том уровне, на каком она была тогда на Козьем ручье. Чтобы это продолжалось. Так же сделал бы и ты, если бы она была твоей дочерью.

— Я знаю. Иногда мне кажется, что она действительно моя дочь. Просто… Энди, не уходи от меня.

Его чудесный голос был тих и пронизан болью. Казалось, он доносился из какой-то бездонной пропасти, полной страдания. Его спокойные слова были хуже, чем вопль отчаяния.

Мое сердце перевернулось от этой тяжести. Я даже могла чувствовать его боль, бьющуюся у меня в груди. Я ощутила слезы, подступающие к глазам, а за ними последовал быстрый страх, похожий на панику. Внезапно мне захотелось ощутить безопасность и привычность его веснушчатых рун, захотелось освободиться от того ноющего залитого лунным серебром дикости чувства, что возникло у меня на Козьем ручье, освободиться от посеребренного сумасшедшего, танцующего на мелководье…

Я скользнула по дивану и прижалась к Картеру, пряча лицо в ямку на его шее и плотно закрывая глаза, чтобы не видеть танцующую тьму и серебро. Он обнял меня, крепко прижал и уперся подбородком в мою макушку.

— Я не уйду от тебя, не уйду, — неистово повторяла я. — Я хочу быть ближе к тебе, я хочу быть еще ближе… Картер, прошу, возьми меня.

И он сделал это. Прямо там, на диване перед намином, в волшебном коттедже, среди бронзовых лесов Пэмбертона, славный большой мужчина, который был моей опорой, моим причалом в течение трех промчавшихся месяцев, когда меня кренило из стороны в сторону, стал теперь моим любовником. Я знала почти с самого начала знакомства, что он им будет, и боялась этого, боялась, переполненная страхом, ужасом и отвращением, которые оставил Крис как наследство, боялась также жаждущей темной пустоты внутри себя. Но как только Картер вошел в мое тело, я поняла, что все будет хорошо.

Он был нетороплив и ласков, как отец, укладывающий в постель маленькую дочь. Он снимал мою одежду вещь за вещью и целовал прохладную наготу, шепча своим прекрасным голосом невыразимо сладкие слова. Казалось, что его большие руки дорожили мной, а его твердость, вошедшая в меня, была неторопливой и осторожной, будто сама мужественность лелеяла мое тело.

Я расслабилась и парила теперь вместе с ним, поймав глубокий ритм, обняв Картера ногами, покачиваясь в сказочном забытьи наслаждения и нежности, глаза мои были закрыты, а голова — пуста. Позже, казалось, прошло уже много времени, я почувствовала, что он ускорил темп, его тело внутри меня стало почти обжигающим, я услышала, что мягкие слова стали более настойчивы и прерывисты, почувствовала, что медленное скольжение ускорилось и стало еще упорнее. Я тоже ускорила движение моих бедер и сжала сильнее ноги, приподнялась, ожидая электрическую дугу жара и огня и беспомощный цепной взрыв, и быстрое падение во тьму, и дикость. Я ожидала свой жуткий вой полной поглощенности и потерянности…

Но его не последовало. Я слышала, как Картер вскрикнул, и почувствовала высшую точку его страсти, но ощутила лишь уменьшение его веса и вторгшуюся прохладу воздуха на моем теле. Все закончилось, и я не потеряла себя. Я почувствовала прилив облегчения, близкого к радости. Значит, этот мужчина ничего не потребует от меня. Мне не придется платить за эту любовь.

Картер потянул меня наверх, на свое тело, и мы какое-то время лежали без движения. Мои глаза были закрыты от удовольствия, а его дыхание успокаивалось.

— Я люблю тебя, Энди, — произнес Картер.

— Картер, дорогой мой… — начала я, но почувствовала усмешку на его лице — мускулы его щеки задвигались под моим лицом.

— От тебя не требуется плата той же монетой, — произнес он. — Я не хочу слышать „я люблю тебя" прямо сейчас. Эти слова ничего не значили бы. Мне просто хотелось бы знать, что ты неравнодушна ко мне.

— Я действительно очень неравнодушна, — вымолвила я с благодарностью и от полноты сердца. — Все было чудесно. Ты должен поверить моим словам. Это было именно так.

Но глубоко внутри меня, неслышно и далеко, словно призрак эха в ночную грозу, алчущая пустота взывала: „Наполни, наполни меня!"

— Это следует отпраздновать, — заявила я, чтобы заглушить крик пустоты. — У меня есть яблочное бренди и одна старая банка „Музхэда". Выбирай.

Мы оделись, зажгли огонь в камине и подняли тост за начало осени. Я запрещала себе слушать тот голос внутри и видеть, как пылал, пылал перед глазами холодно сверкающий образ с Козьего ручья.

С этого времени я удвоила свои усилия жить полностью в скучной реальности моей работы в Бюро по связям с общественностью Пэмбертонского колледжа. Я старалась всем своим существом стать настоящим жителем Пэмбертона, мира Картера. Я делала все, чтобы избегать служебных встреч с Томом Дэбни, и не видела его в городе. Я так загрузила Хилари играми, праздничными поделками и верховой ездой, что, казалось, она не скучала без своей новой любви. Почти две недели такая жизнь текла удивительно успешно.