Алекс последовал совету Томми сразу же, как только к нему попытались примазаться. Парень был двенадцати футов росту и в ярд шириной. У него было три пожизненных, и потому он считал, что если уж виски не досталось, так хоть винца хлебнуть. Но Алекс не собирался становиться его бутылкой кьянти. И когда этот тип подошел к нему и очень ласково спросил:
— Эй, малыш, не хочешь ли пососать мой член? — в ответ он получил:
— А мой пососать не хочешь?
Тогда пожизненник озверел, швырнул Алекса о стенку, взял его за глотку и проревел:
— Ты сделаешь то, что я хочу, педик, иначе нас полсотни тебя оттрахает!
Алекс двинул его коленом по яйцам и, когда тот согнулся пополам, дал ему по затылку сцепленными руками, как бейсбольной битой. Потом, когда противник уже дергался на полу, Алекс вломил ему ногой в голову. За нападение на пожизненника он огреб месяц в карцере, и именно потому его не выпустили условно после отсидки трети срока. Но больше никто к нему не приставал, а когда его прошение о досрочном освобождении было пересмотрено, его удовлетворили. Этот пожизненник стоил ему лишних полгода за решеткой, но, в конце концов, он вышел из тюрьмы таким, каким вошел.
В тюрьме за эти восемнадцать месяцев они с Томми стали близкими друзьями, настолько близкими, что о них пошли слухи — все гадали, есть ли между ними это самое или нет. Алекс догадывался, что процентов сорок заключенных занимались тем или иным сексом — были либо сверху, либо снизу, а остальные шестьдесят — тем, что обсуждали, кто и что с кем делает. Но они с Томми были просто друзьями, и все. Они даже в разных камерах сидели, хотя за пару сотен могли бы все устроить. Они решили этого не делать, иначе слухи стали бы еще сильнее, а никто из них не хотел закончить в отделении для добровольных педиков под крепким присмотром. Они разговаривали во дворе, в столовой по большей части о том, что будут делать, когда выйдут на волю. Как только они выйдут, они окончательно завяжут, найдут себе работу и станут добропорядочными тружениками, и пошло к чертям это тюремное дерьмо.
Ага.
Алекс теперь знал, что бывает, когда выходишь на волю — ты возвращаешься к прежнему. Он снова стал вором, а Томми искал пистолет и, наверное, достанет его, а потом возьмет винный магазин или еще что-то. Он не понимал, что случилось с Томми, но это был уже не тот человек, которого Алекс знал в тюрьме. Может, кому-нибудь все же удалось перевернуть его, кто знает? Когда сидишь долго, устаешь. Может, устаешь оттого, что пытаешься все время быть кем-то. В тюрьме едва ли сумеешь остаться собой, вот в чем дело. Может, когда Алекс вышел, у Томми просто не было никого, с кем он мог бы поговорить честно и откровенно, он перестал быть самим собой, и, может, тогда-то один из «жеребцов» и заполучил его. Если ты не остаешься самим собой, ты можешь стать чьим-то. Алекс не знал, что произошло. Казалось, прежний Томми умер… нет, скорее похоже, что он оплакивает смерть кого-то очень близкого… Черт побери…
Зазвонил телефон.
Алекс сидел на постели рядом с телефоном и, когда тот неожиданно зазвонил, подпрыгнул аж на полмили. Еле слышно ругнувшись, он взял трубку:
— Алло?
— Алекс?
Он сразу же узнал этот голос, он думал, что никогда в жизни его не забудет. Он был рад снова услышать ее и в то же время не хотел больше иметь с ней дела.
— В чем дело, Китти?
— Мне нужна помощь, — сказала она. — Можно, я приеду?
— Нет, — ответил он.
— Алекс, мне правда нужна помощь, — повторила она. — Пожалуйста!
— Нет, я не хочу тебя здесь видеть.
— Все равно я еду.
Она позвонила снизу в девять вечера. Он не ответил, хотя и понимал, что это ее не остановит. Пятью минутами позже она уже стучала в его дверь. Он открыл и сказал: