— Открыл один из его головорезов, — продолжила она и снова затянулась. — Спросил, принесла ли я деньги. Я ответила, что да, и он провел меня к Ди Сантису. Было около десяти, я доехала к нему отсюда за полчаса. Ди Сантис был в халате. Он улыбнулся и сказал, что я женщина слова.
— Это самая длинная история, которую я только слышал, — заметил Алекс.
— Терпение, милый.
— Прямо опера какая-то, — буркнул Алекс.
— Я отдала ему конверт, — сказала Китти, — он снял резинку и начал считать бумажки. Долго, с удовольствием считал. Затем снова пересчитал и спросил меня, не фальшивые ли они. Я ответила, что это настоящие деньги. Он пересчитал их в третий раз и сказал, что это еще не все. Его горилла стоит у меня за спиной, он сидит за столом в кожаном кресле, деньги валяются перед ним. Я спросила — что значит «не все»? Здесь две тысячи, вы только что их пересчитали целых три раза. Он ответил, что это основной капитал, без процентов. Горилла за спиной у меня заржал. Ди Сантис улыбнулся и сказал: «Ты не понимаешь? Я надеялся, что ты не принесешь денег. Надеялся, что смогу попортить тебе личико. Я и сейчас могу это сделать. Если ты не принесешь проценты».
— И что ты ответила? — спросил Алекс. — Он что, еще денег хочет?
— Нет-нет, — заторопилась Китти, подошла к шкафу, поискала пепельницу и спросила: — Куда я могу стряхнуть пепел?
Не дожидаясь ответа, она снова вышла из спальни. Он слышал, как она ищет там пепельницу. Потом она сказала:
— В этом доме никогда не найдешь пепельницы.
Он услышал, как она идет в ванную, что была прямо у двери, затем послышался шум спускаемой воды. Вернувшись, она сняла лифчик и повесила его на спинку того же стула, где уже висела юбка. Подошла к постели и села на краешек. Он коснулся ее груди, но она сказала:
— Я еще не дорассказала.
— Тогда давай скорее.
— Он заставил меня заниматься с ним оральным сексом. Сказал, что это проценты с тех двух тысяч, если я не хочу, чтобы он попортил мне лицо. Горилла был там все время, пока я этим занималась. Ди Сантис сказал: «Думаю, мой мальчик тоже хочет что-нибудь получить», и мне пришлось проделать это и с гориллой. Только тогда они отпустили меня.
— Ты не должна была этого делать, — заметил Алекс.
— Мне пришлось. Я бы все сделала, только бы выбраться оттуда. Он не шутил, Алекс. Он открыл верхний ящик стола, вынул маленькую бутылочку и сказал: «Если я захочу выплеснуть это тебе в физиономию, ты ослепнешь».
— Это могла быть просто вода, — сказал Алекс.
— Да, верно, только, пока тебе в морду не плеснут, не узнаешь.
— И все равно ты не должна была этого делать.
— Ты тоже бы все сделал.
— Я никогда не сделал бы такого, пусть мне целый галлон кислоты плеснули бы в лицо.
— Этому чертову хрену потребовалось полчаса, чтобы дойти. Думаю, он просто сдерживался, чтобы я попотела. Горилла-то дошел сразу, но не Ди Сантис.
— А на хрена ты мне все это рассказываешь? — спросил Алекс.
— Я думала, это интересно.
— По-моему, это мерзость.
— Ну ладно, — сказала она и склонилась к нему. — Давай, милый, это все фигня.
— А это что будет? — спросил Алекс. — Проценты или как?
— Это другое дело. Ну давай, что такое?
Она резко встала и спустила колготы до бедер. Сидя на краю постели, разулась и забралась на кровать. Ее рука немедленно снова нащупала его.
— А почему ты на обратном пути и со швейцаром не повеселилась? — спросил Алекс.
— А почему бы сейчас мне не повеселить тебя! — улыбнулась она. — Отличная идея.
— То, что ты сделала, омерзительно, — ответил Алекс.
— Ну ты и фрукт.
— Да. А ты — дешевая потаскуха.
— Да с чего ты так распсиховался-то из-за этих типов? Тебя же никогда не волновали мои фраера.
— Это не фраера. Эти двое изнасиловали тебя, а это совершенно другое.
— Ладно, все фигня. Я просто была рада выбраться оттуда, вот и все.
— Ага, а если они придут завтра, с другой бутылкой воды, только на сей раз их будет десяток?
— Не знаю, что я буду делать завтра, давай-ка лучше думать о сегодняшнем дне, ладно?
— Ты уже только о сегодняшнем и треплешься.
— А ты?
— Пойди прополощи рот, — сказал он.
Она посмотрела ему в лицо. Глаза ее внезапно сделались страдальческими.
— Ты слышала? — повторил он.