«Ёксель-моксель, — думал он, — да что ж это такое! Послал же бог на мою голову… Должно же это всё когда-нибудь кончиться!»
Вечером Петухову пришлось рассказывать сказку. Он порылся в книжках и нарочно выбрал покороче, но Тоник бил ногами и требовал продолжения. Наконец он дал себя убедить, что лучше Петухов почитает ему завтра, а книжка вон какая толстая, так что беспокоиться нечего.
Ночь омрачилась ползающим по кровати Тоником, который теперь наотрез отказывался спать отдельно.
На следующее утро Тоник потребовал взять его с собой, к Петухову на работу.
Началось с того, что зазвонил телефон, и на том конце провода неприязненно поинтересовались, как там у него со здоровьем. Петухов узнал голос шефа и не на шутку перепугался. Торопливо объяснил, что — да, болел, но уже выздоровел и нынче же появится на рабочем месте. Обещание пришлось сдержать. Но Тоник неожиданно закапризничал и отказался оставаться в пустой квартире, наедине с периодически включающимся холодильником: «Вдруг он меня съест?» По правде говоря, такому исходу дела Петухов был бы только рад, но — увы. Он побрился и привёл себя в порядок, потом попытался оставить Тоника дома, заперев тихонько за собою дверь. Но уже на полпути к остановке ему пришлось повернуть и, чертыхаясь, бежать обратно, словно он забыл выключить газ: рёв Тоника был слышен даже на лестничной площадке, а невидимые оплеухи следовали чуть ли не потоком, Петухов едва сохранял равновесие.
Пришлось уступить. Петухов упрятал Тоника в большую пластиковую сумку с ручками, наказал ему сидеть там тихо и с двадцатиминутным опозданием явился в контору.
Кондукторше соврал, что везёт подарок дочке.
— Это ж надо, какие игрушки стали делать! — восхитилась та. — Совсем как живой!
— Японцы… — пожал плечами Петухов.
А Тоник показал кондукторше язык и стал глядеть в окно.
До полудня отдел лихорадило. Все бегали к Петухову смотреть диковинную жёлтую зверушку, таскали ей яблоки, халву, бананы и булки с маслом. Просили сказать пару слов или показать чего-нибудь этакое. Трюкачествовать Тоник отказался наотрез, но говорил охотно и подарки благодарно принимал. Несмотря на свои малые размеры, Тоник оказался прожорливым до чрезвычайности; Петухов не уставал поражаться, сколько в него влезало еды.
А в полдень дверь конторы распахнулась и на пороге показался Сашка Редькин — хам, грубиян и балагур из отдела обеспечения, считавший себя записным остряком и неотразимым кавалером.
— Здорово, Надечка! — с порога закричал Редькин. — Всё цветёшь, всё хорошеешь? Здравствуй, Валюша, отлично выглядишь. Куда-куда? У, ты какая… Мариночка, привет…
Так, расточая комплименты, он добрался до стола Петухова. Тоник восседал на карандашнице, сжимая в лапках авторучку, и выводил каракули на перекидном календаре.
— Здорово, Петухов! Как жизнь? — Он протянул руку к Тонику. — Это у тебя чего? Покемон? Дай пощупать.
Тоник перепугался и укусил его за палец.
Начался переполох. Редькин бегал по комнате, забрызгал кровью стол и стену и всё время ругался. Все женщины отдела, кроме Нади, отодвинулись подальше от него и стали громко возмущаться. Петухов оправдывался и пытался запихнуть Тоника в ящик стола; Тоник упирался и верещал. Наконец разыскали бинт и пузырёк зелёнки. Редькин махал руками и орал, что Петухов совсем сдурел — таскает с собой всяких желтопузых хомяков, и порывался стукнуть Тоника линейкой. Тоник ревел благим матом. Через полчаса подвывающего Редькина на «скорой помощи» увезли в больницу, а Тонику дали половинку полосатого леденца-карандаша, и все успокоились.
Через полчаса шеф вызвал Петухова на ковёр.
— Петухов, — сказал он строго, глядя на Петухова сквозь толстые стёкла очков. — Я хочу с вами поговорить.
— Да, Вадим Сергеич, — поспешно согласился Петухов и подвигал шеей в галстуке. Ладони его мгновенно вспотели.
— Будем откровенны. — Шеф встал, обогнул широкий стол и оказался с Петуховым лицом к лицу. — Работник вы э-э… неплохой. Да, неплохой. Есть у вас некоторые привычки и э-э… излишества. Но это мелочи. Я даже думал двинуть вас вверх по служебной лестнице. Но сегодняшний ваш поступок… принести с собой на работу какую-то крысу, это, простите, уже какое-то ребячество. В чём дело?
— Не крысу, — робко вставил Петухов.
— Да? А э-э… кого?
— Ну… это тропический зверь, — замялся Петухов и бестолково повертел руками. — Такой, знаете… тропический. Такая э-э… ну, как бы чебурашка. Он не злобный, просто Редькин сам напросился. У меня приятель уехал в отпуск, а это его зверушка, он попросил э-э… присмотреть. Да, присмотреть. А я его дома побоялся одного оставить. Ещё откроет газ или чего-нибудь такое…