Субмарины разделились. Большая часть устремилась к главным причалам, несколько штук отвернули вправо, где располагались доки и склады. Еще три направились влево, к стоявшим на приколе сторожевикам, отсекая их от акватории и лишая возможности маневра.
Барон в волнении вцепился обеими руками в перила и подался вперед, с ужасом и восхищением наблюдая за действиями захватчиков. Какие они красивые, могучие, стремительные! Как слаженно они действуют!.. Вот сейчас они пришвартуются у главного пирса и начнут высадку десанта. А местные-то лопухи, видать, понадеялись на шторм и сидят себе по казармам, в ус не дуют. На набережной ни одного патруля не видно…
Минуло не более четверти часа, а весь флот уже втянулся в бухту и занял исходные позиции. Наконец последовала, вероятно, команда по радио, и на субмаринах все пришло в движение. Заворочались артиллерийские установки, выискивая возможные цели. В ошвартовавшихся у главного пирса кораблях раскрылись боковые люки, и на плиты набережной хлынул поток солдат в бело-синей форме — ударные части морской пехоты, гордость Островной Империи и ужас всего западного побережья.
Морпехи быстро занимали позиции вдоль набережной и пирсов, отдельные мобильные группы их уже просочились на прилегающие улочки, устремились к серым параллелепипедам казарм.
Барон заворожено следил за развитием событий, и внутри его все ликовало. Получилось! Получилось!.. «Дружественные части морской пехоты Островной Империи откликнулись на отчаянный призыв повстанцев Приморья, пытавшихся скинуть ненавистное ярмо прогнившего режима Огненосных Творцов, и высадились в Порту и на побережье, чтобы оказать помощь восставшим… В результате блестяще проведенной операции освобождена большая часть территории бывшего Особого Приморского округа… Новый президент независимой республики уже выступил по радио с заявлением…»
Барон размечтался и не сразу заметил, что обстановка внизу резко переменилась. На крышах зданий, примыкавших к набережной, появилось множество знакомых черных фигурок, из дворов и подворотен с ревом и лязгом полезли серо-зеленые танки и бронетранспортеры и ударили из пушек и пулеметов вдоль узких улиц по отрядам имперской пехоты. Из темных окон казарм по наступающим морпехам в упор хлестнули огненные струи, и следом оранжевые строчки трассеров перечеркнули открытое пространство перед зданиями. Почти одновременно слева у пирсов ожили сторожевики. Окутавшись сизым пороховым дымом, они расстреливали прямой наводкой приблизившиеся к ним субмарины. Даже отсюда, с балкона было видно, как при каждом попадании от грозных океанских кораблей летят во все стороны горящие куски и ошметки. На дальнем конце бухты возле доков тоже вспыхнул бой. Одна из причаливших субмарин вдруг окуталась облаком черного дыма и через секунду лопнула по всей длине, выбросив над водой ослепительные языки пламени. Носовая надстройка ее оторвалась от палубы и взмыла в низкое серое небо. Описав короткую дугу, она рухнула в воду и скрылась в струях пара. Следом одна за другой загорелись все три субмарины, вступившие в бой со сторожевиками. На набережной у главного причала бой тоже быстро превратился в избиение. Морпехи метались по пирсам, ища укрытие, бросались в воду, карабкались на субмарины, уже отвалившие от берега. Корабли пытались развернуться к выходу из бухты, яростно огрызаясь орудиями. Но тяжелые армейские танки уже выкатились на плиты набережной и теперь били по беспомощному противнику в упор, оставляя в белоснежных бортах страшные рваные дыры, из которых тут же начинал валить жирный черный дым.
Легионеры с крыш домов расстреливали из пулеметов и гранатометов обезумевших десантников, а часть их уже спустилась на улицы и начала методичную зачистку территории, добивая раненых и попрятавшихся врагов.
Разгром был ужасный. В довершение его четыре вырвавшихся из-под убийственного огня субмарины достигли створа бухты, но когда на кораблях решили, что спаслись, одновременно прогремели четыре мощных взрыва, буквально разорвавших несчастные подлодки пополам. Это сработали минные заграждения, убранные из-за шторма и поднятые специально, чтобы ни один враг не смог ускользнуть.
Барон от всего этого кошмара впал в глубокий ступор. Он стоял как статуя посреди балкона, не видя и не слыша ничего вокруг. Таким его и обнаружил бригадир Витураш, вломившийся в кабинет коменданта во главе личной секции, чтобы арестовать предателя по распоряжению его высокопревосходительства шефа особой контрразведки Огненосных Творцов. Бригадир подошел к неподвижному Барону, откозырял и произнес зловещую формулу: «Именем закона вы арестованы! Назовите свое имя…»
— И все-таки я не понимаю, каким образом мы могли заблудиться и отстать от вас, ленд Гален? — Настырный Зелусс уже в который раз задавал этот вопрос.
Максим тихо взвыл про себя и тоже ответил в сотый раз:
— Я не знаю, командор. Но по-моему главное, что все закончилось благополучно. Мы живы и продолжаем выполнять свою миссию.
Оба сидели в капитанской каюте и потягивали густой «плинч» из высоких стаканов. Напиток имел своеобразный пряно-сладковатый вкус и запах забродившего древесного меда. Алкоголя он не содержал, но все же что-то в нем было, потому что его хотелось пить вновь и вновь, и как можно чаще. А словоохотливый капитан рассказал, что однажды на спор выпил целый кувшин «плинча» и потом сутки не спал, ловил бабочек по всей казарме. Из этой истории Максим заключил, что в напитке содержится какой-то слабый наркотик, и решил ограничиться пробным бокалом.
— И каковы ваши дальнейшие планы, ленд Гален? — спросил Зелусс уже немного развязным тоном. «Плинч» явно начал действовать.
— Они не изменились, командор, — сказал Максим. — Мы поднимемся вверх по реке до впадения в нее Узвинга, что течет вдоль хонтийской границы. Оттуда до Рудного района рукой подать. Не более сорока километров.
— То есть до гор мы не дойдем?
— А зачем? Если на уровне Узвинга Мертвая река будет по-прежнему проходимой, дальше идти смысла не имеет. Штурмовые субмарины пройдут там в любом случае, а нам рисковать и подставляться никакого резона. Не забывайте, что наша миссия тайная.
— При нынешней скорости мы достигнем конечного пункта нашего маршрута завтра к вечеру, — сказал Зелусс.
— Прекрасно, — сказал Максим. Он отставил пустой стакан и поднялся. — Благодарю за угощение, командор. Всего хорошего.
«Интересно, что предпринял шеф по поводу нашего вояжа? — размышлял Максим, шагая к своей каюте. — Не мог он ничего не придумать. Я бы на его месте обязательно что-нибудь устроил. Засаду какую-нибудь или ловушку…»
Додумать мысль он не успел. Лодку ощутимо встряхнуло, и по переборкам прокатился низкий, на грани слышимости рокот.
«Вот это да! На что это мы напоролись?» — удивился Максим, поворачивая в сторону центрального поста. В рубке царил полный бедлам. Вахтенные офицеры носились взад-вперед, размахивали руками, кричали друг на друга и показывали пальцами во все стороны сразу. Перископ стоял в рабочем положении, но возле него никого не было. Максим одним прыжком оказался на капитанском возвышении и приник к окулярам.
Субмарина двигалась по-прежнему почти по середине фарватера. Правый, южный берег был лесист и безлюден, а на левом, северном, располагался какой-то крупный военный объект. Максим понял это сразу. Ровные ряды одинаковых строений, капониры вдоль берега, высокий бетонный забор с колючкой, начинающийся в воде и поднимающийся на косогор… Скорее всего, приграничная армейская база.
В амбразуре одного из капониров тускло сверкнуло красным, из нее вылетело что-то узкое и черное и, оставляя за собой грязно-белый дымный хвост, понеслось над водой прямо на Максима. Не долетев метров десять, черный предмет зарылся в воду, и там сразу вспучился высокий пенный горб. Он налился багровым светом и выбросил вверх столб огня и пара. Субмарину снова ощутимо тряхнуло.
«Они бьют по перископу! — сообразил Максим. — Надо же, какие глазастые!»
Он тут же сложил рукояти и привел в действие сервомотор подъемника.
— Что случилось? — рявкнул у него над ухом голос капитана.
— Нас расстреливают ракетами, — спокойно ответил Максим.