— Ты имеешь в виду Синистра? Да, он в самом деле жил у нас некоторое время и числился третьеразрядным бойцом на кинжалах. Помнится, года два назад я продал его какому-то человеку, искавшему телохранителя. Впрочем, чтобы утверждать наверняка, позволь мне на время тебя покинуть. Я должен взглянуть в свои записи.
Статилий поспешно направился в контору, а мы, теперь уже вчетвером, продолжили разговор.
Грек некоторое время изучал мое лицо, после чего произнес:
— Насколько я понимаю, ты сражался с испанцами.
— Ну да, — удивился я. — Но как ты узнал?
— По твоему шраму.
Он указал на ломаную линию на моей правой щеке. Даже теперь, шестьдесят лет спустя, эта отметина на щеке все еще досаждает моему парикмахеру.
— Это след от каталонского копья.
Мы наградили его восторженными аплодисментами, которые наш собеседник воспринял совершенно безучастно, сложив руки на груди.
— Неужели? — поразился Юлий. — Когда это было? Во время бунта Сертория?
— Да, — кивнул я. — В мою бытность военным трибуном в войсках моего дяди Квинта Цецилия Метелла. Не отвернись я в тот миг из-за какого-то пустяка, копье непременно пробило бы мне голову насквозь. А теперь позволь спросить, Асклепиод, как ты об этом догадался?
— Я не догадался, — холодно ответил грек. — Существует множество разных признаков. Главное — уметь их читать. У каталонских копий зазубрина на наконечнике. Твой след оставлен именно таким оружием. К тому же линия шрама восходящая. А каталонцы, как известно, пешие воины. Тебе же по чину полагалось сражаться верхом. Далее. В период испанских кампаний Помпея и Метелла, которые проходили несколько лет назад, тебе, судя по всему, надлежало быть младшим офицером. Следовательно, ранение получено не так давно.
— Позволь спросить, — изумленный ходом его мысли, осведомился я. — Это что за новый вид софистики?
— Я собираю сведения о повреждениях, наносимых всевозможными видами оружия, и об их лечении. Изучал этот вопрос, работая в гладиаторских школах Рима, Капуи, Сицилии и Цизальпинской Галлии. За несколько лет это позволило мне обрести больше знаний, чем могли бы дать долгие годы службы в легионах.
— Весьма благоразумно, — согласился Цезарь. — На арене используется множество видов иноземного оружия. Поэтому ни к чему тратить время и силы, чтобы знакомиться с их отметинами на полях сражений.
Беседа была прервана появлением Статилия, который вернулся с несколькими свитками и восковыми табличками в руках.
— Здесь все, что тебе нужно.
Он принялся раскрывать таблички и разворачивать свитки. Один из документов являл собой купчую, из которой следовало, что Статилий приобрел здорового галльского раба примерно двадцати пяти лет от роду, с полным набором зубов. Имя невольника было труднопроизносимо, поэтому ему дали новое — Синистр. Другой свиток содержал сведения, касающиеся его обучения в школе и выступлений в амфитеатре. У раба не обнаружилось особых способностей к владению мечом и копьем, потому он был зарегистрирован во фракийской школе как боец на кинжалах. Послужной список Синистра не представлял собой ничего примечательного, если не считать того, что в результате двух одержанных им побед, двух наказаний за использование запрещенных приемов и трех поражений, после которых его пощадили, оценив проявленное в схватке мужество, ему удалось сохранить себе жизнь. За это время он был многократно ранен.
В одной из табличек обнаружилась запись о покупке раба управляющим некоего господина, значащегося под именем Г. Агера. Далее следовало множество официальных сведений, связанных с передачей права собственности. Я вспомнил, что в тот год из-за начавшегося восстания продажа рабов, особенно мужчин, способных по своему возрасту нести воинскую службу, была строго запрещена. Пока я изучал эти документы, Цезарь продолжал разговаривать со Статилием. Гай сказал, что в будущем, заняв должность эдила, он будет бороться за то, чтобы внести в правила боя «некоторые изменения». Пять лет спустя мне довелось стать очевидцем этих нововведений, ставших самой большой сенсацией за всю историю Игр.
— Так вот, оказывается, когда он получил свое вольное имя! — воскликнул я. — С твоего позволения, Луций, эти документы до окончания расследования останутся у меня. Это обыкновенная формальность. Через несколько дней я пришлю их тебе с кем-нибудь из своих клиентов.