Он присел на край кровати, отчего та угрожающе накренилась, и положил пухлую руку мне на лоб.
— Ага, мое укрепляющее снадобье сработало. Кажется, лихорадка прошла, и глаза больше не закатываются, как это было, когда тебя принесли. Ну-ка, давай поглядим на твою рану.
Я неохотно отдернула одеяло и осторожно подняла подол рубашки, стараясь не обнажать тело больше необходимого. Не замечая моего беспокойства, он осмотрел порез, удовлетворительно кивнул и взял маленькую банку со стола возле кровати.
— Гораздо лучше. Воспаление прошло, и на ране образовалась корка. Но тебе необходимо наносить этот бальзам несколько раз в день, пока все не заживет. Теперь скажи мне, как ты себя чувствуешь?
— Я хочу есть, — прохрипела я, — и пить… и сходить по нужде.
Выслушав мои заверения, что с последним я вполне могу справиться самостоятельно, он тактично оставил меня одну на несколько минут. По возвращении он дал мне кувшин воды и немного супа и хлеба.
— Это должно поддержать твои силы, пока ты не оправишься, — заявил он. — И не делай резких движений, — добавил он, когда я села, опершись на подушки. — Мне пришлось зашить твою рану, чтобы она быстрее затянулась.
На самом деле, я уже успела осмотреть его работу, несколько маленьких, завязанных узелком ниток вдоль на удивление длинного пореза как раз под ребрами.
— Боюсь, что у тебя останется шрам, — сообщил он. — Но уверен, он будет меньше заметен, чем если бы раной занимался хирург. Ну что такое? — спросил он недовольно, увидев тревогу на моем лице.
Я указала ему на рубашку.
— Пока я здесь находилась, кто-нибудь видел… ну кто-нибудь догадался, что…
— Что ты не совсем мальчик? — закончил он, приняв вид оскорбленной добродетели. — Определенно, ты должна была бы быть обо мне лучшего мнения. Не беспокойся. Только я мог сюда входить свободно. Разумеется, я следил, чтобы ты была как следует укрыта, когда у меня были посетители.
Я с облегчением кивнула. Он налил мне в кружку воды, которую я жадно выпила, и поставил передо мной тарелку супа.
— Твоя рана была более опасной, чем предполагал твой учитель, — продолжал он с неодобрением в голосе, пока я ела суп. — Удар по голове сам по себе способен вызвать серьезные последствия, к тому же рана кровоточила сильнее, чем, я уверен, ты думала. К счастью, на тебе был корсет, который смягчил удар и послужил своего рода перевязкой, что остановило кровотечение. Но боюсь, что нездоровый воздух в гробнице навредил ране. Она уже начала гноиться, и если бы не мои бальзамы, то загнила бы совсем.
Его слова вызвали во мне воспоминания о раздувшемся и почерневшем теле графа. Меня замутило, и я быстро передала Луиджи чашку.
— Я б… больше не могу, — слабо проговорила я и откинулась на подушки. Кровь Христова, смогу ли я когда-нибудь изгнать это видение из своей головы?
Чтобы отвлечься, я спросила:
— Говорил ли вам что-нибудь Леонардо о судьбе графини ди Мальвораль и французского посла? Вы не знаете, вернулся ли архиепископ в Рим? Он в безопасности? И что будет с Ренальдо, и…
— Прекрати, — угрюмо буркнул портной. — Я тут так закрутился с твоим лечением, что мне некогда было следить за обычными придворными сплетнями. И вместо того, чтобы вознаградить меня за мои благородные деяния, рассказав мне все, твой любимый Леонардо отказался делиться со мной новостями этой захватывающей истории. Боюсь, что ответы на твои вопросы ты сможешь получить только у него самого.
— А он спрашивал обо мне? — спросила я, стараясь выглядеть не слишком заинтересованной. Я до сих пор не была уверена, что из того, что я слышала, было навеяно лихорадкой, а что происходило в действительности. Но я определенно могла сказать, что Леонардо приходил меня проведать по меньшей мере один раз, пока я была в беспамятстве.
Луиджи кивнул.
— Он был здесь с полдюжины раз. Как и его подмастерья. Кажется, наш юный Дино стал очень популярен среди своих товарищей.
Он замолчал и лукаво улыбнулся.
— Томмазо мне сказал, что некая молодая женщина с кухни — кажется, ее имя Марселла — очень интересовалась, как твое здоровье.
— Она просто друг, — пробормотала я. Уверена, я бы покраснела, будь во мне достаточно крови для этого. — Я не давала ей повода ожидать чего-то большего… я имею в виду того, чего она могла бы ожидать, будь я действительно юношей.
— Да, как это нелегко, жить, скрывая от окружающих свою истинную натуру, — согласился он со знанием дела. — Но ты сама выбрала этот путь, в то время как другие, возможно, встали на него вопреки своей воле.