Впрочем, основная часть работы над фреской ложилась на плечи учителя; однако иногда в награду за тяжкий труд он позволял кому-нибудь из нас рисовать тучу либо ветвь дерева или незначительные Детали сцены. Мой взгляд гордо остановился на фрагменте фрески в нижней части стены, изображающем какого-то мелкого святого: отдыхая под тенистым деревом, он пил из черпака. Колодец по соседству, из которого он, верно, зачерпнул воду, был моим изобретением. Я сияла от гордости, когда Леонардо в присутствии моих товарищей высказал свое мнение:
— Взгляните, Дино добавил сюда упавший камень и нарисовал там мох на валунах. Его колодец кажется старым, заброшенным. И поэтому мы задаем себе вопрос: сколько прошло времени с тех пор, как из него пили воду? Отошел ли куда хранитель колодца или просто пренебрегает своими обязанностями? Наш юный подмастерье показал, что даже мельчайшая деталь способна породить вопросы в уме зрителя.
Я снова улыбнулась, вспомнив непривычную похвалу из уст учителя. Конечно, самым важным было то, что мне удалось приблизиться к манере письма учителя, то было самым трудным в процессе обучения — подчинить, как и остальные ученики, себя и научиться технике Леонардо. И тогда мы могли помогать ему в работе над такими крупными заказами, как фрески, и все же наш вклад по сравнению с его работой был ничтожен. Будь я столь же юна, как большинство подмастерьев, мне было бы легче, ибо не пришлось бы уничтожать труд многих лет. Впрочем, я всегда быстро училась, и меня увлекла задача повторить, казалось бы, неподражаемую манеру учителя.
Я вновь посмотрела на погруженного в работу Леонардо. Хотя техника чистой фрески и приносила более долговечные плоды, асекко был гораздо легче и охотнее прощал ошибки, а также позволял живописцу экспериментировать во время работы. Даже за то время, пока я наблюдала за ним, он уже успел внести ряд изменений в изображение архангела. Если прежде его руки были подняты в хвале, то теперь молитвенно сложены на груди. Небесное сияние исходило от его кончиков пальцев, освещая участок вокруг сердца и таким образом подтверждая его чистоту.
— Ну вот, — вдруг с удовлетворением произнес Леонардо и опустил кисть, — теперь ничто не напоминает о варварском поступке герцога. Как, по-твоему, Дино?
— Я бы никогда не поверил, что фреску можно так улучшить, — честно ответила я, — и, сознаюсь, мне больше по душе этот архангел. Он выглядит более…
— Благочестивым? — усмехнувшись, подсказал он, пока я подбирала подходящее слово. — Возможно, для тебя да, но мне он кажется более самодовольным, словно он, хоть и может заступиться пред Богом за человека, предпочитает не делать этого. Однако проявите милость и не говорите герцогу о подлинном смысле этой фрески — отказе от убеждения в том, что человеку не стоит напрямую обращаться к Богу. Я склонен считать, при условии, разумеется, существования хоть какого-то Бога, что Он услышит любого человека всякого состояния, если тот обратится к нему. По-моему, герцог пребывает в убеждении, что смыслом живописи является показ неизбежного расставания человека с Богом, за исключением тех немногочисленных случаев, когда Богу становится интересно слушать человека.
— Ох, — только и смогла я выдавить из себя.
Мне было известно, что Леонардо придерживается своеобразных, если не сказать больше, религиозных взглядов. Это, однако, не мешало ему принимать заказы на традиционные изображения праведников и грешников, хотя, очевидно, он и не отказывал себе в удовольствии добавлять кое-что от себя.
Его слова, потрясшие отсутствием в них благочестия, напомнили мою собственную картину, на которой несколькими взмахами моей кисти злополучный синьор Никколо превратился из беса в ангела. Утешением служило лишь то, что даже такой художник, как Леонардо, вынужден подчиняться прихотям своих покровителей… и то, что при желании он способен провести их.
Однако учитель, никогда долго не сосредоточивавший свое внимание на чем-то одном, уже потерял интерес к фреске. Его чело нахмурилось, он поднял нож, выдернутый из стены перед началом работы. Его длинные пальцы облегали рукоятку ножа, держа его не как кухонную принадлежность, а оружие, используемое в делах, подобных графскому. Затем, внезапно, он вогнал его острие в стол, от чего я вздрогнула и чуть не опрокинула сосуд с порошком из красного железняка, который в этот момент ставила в открытый ящик с другими красками.