— У тебя осуждающий вид, мой дорогой мальчик, — промолвил он, и его улыбка превратилась в ухмылку. — Не бойся, графине не удалось посягнуть на мою добродетель, зато мне удалось, развлекая ее, попытаться открыть замок запасным ключом. Получается, что, хотя шахматная королева не ее, ключ-то ее… либо это еще, возможно, один дубликат.
Не знаю, что было сильнее: облегчение при мысли, что он не пал жертвой коварства этой женщины, или желание услышать, что же было в шкатулке. Любопытство быстро одержало верх, и я воскликнула:
— Прошу, учитель, не томите, скажите, что вы нашли в ней?
— В шкатулке лежало всего лишь одно письмо, судя по всему, недавно и на хорошем языке написанное. — Он замолк, на его лице мелькнули гнев и смущение, потом учитель продолжил: — У меня было всего несколько секунд, чтобы запомнить его содержимое и положить обратно. Я собираюсь, пока ты будешь спать, вспомнить письмо. К сожалению, прочитать его будет не так-то легко.
— Но отчего? — осведомилась я, представив мысленно страницу, исписанную тайным шифром, известным только графине и ее корреспонденту.
Он нахмурился, и несколько секунд я думала, что он больше ничего не скажет. Наконец, учитель ответил:
— Письмо на латыни, а в ней я мало сведущ.
Это признание поразило меня. Широта его познаний была столь велика, что мне казалось, что практически нет областей, не объятых его разумом. Позже я узнала, что, будучи незаконнорожденным ребенком, он не получил обычного воспитания, а до всего того, что знал, дошел сам. Что касается меня, то мой отец настоял на том, чтобы меня обучали тем же предметам, что и моих братьев, в том числе и языку нашей матери церкви.
Я скромно предложила:
— Если вы вспомните содержимое письма, я смогу перевести его для вас.
— И отработаешь свое содержание, — ответил он, слегка, видимо, повеселев.
Я кивнула в ответ и вновь полезла под одеяло, но тут меня осенила другая мысль. Вскочив во второй раз, я промолвила:
— Чуть не забыла, учитель. Вы не сказали мне, что вам удалось сегодня узнать, пока мы с Витторио были на рынке.
— Боюсь, рассказывать нечего, — пренебрежительно пожав плечами, ответил он. — Я переговорил почти со всеми лицами из списка, и все они рассказали мне о том, чем занимались в то время, когда был убит граф. Также мне не удалось установить мотива. По мнению большинства, это был добродушный человек, правда, легко спускавший деньги и не особо ладивший с окружающими.
— А что сказали стражники, принесшие его тело в склеп? Мы слышали, как они говорили о ссоре между графом и еще кем-то, — напомнила я ему… хотя, по правде, почти забыла об этом и вспомнила только что.
Учитель одобрительно кивнул головой:
— Мы и впрямь слышали о том, что у графа были неприятности. К сожалению, об этой ссоре с неизвестными лицами никто не ведает, либо она произошла так давно, что о ней давно забыли. В последнее время, судя по их словам, он никого не оскорбил.
Тут по его губам скользнула едва заметная лукавая улыбка.
— Впрочем, в кое-чем у местной знати нет разногласий по поводу их покойного друга Орландо. Видимо, все придворные с радостью убили бы его во второй раз за неудобства, причиненные им его настоящим убийцей. Боюсь, если герцог не смягчится, все бросятся на штурм крепостных стен, причем будут стремиться не внутрь замка, как бывает при народных восстаниях, а за его пределы.
Учитель погасил светильник на стене, оставив гореть на столе небольшой свечной огарок.
— Ну а теперь, мой дорогой мальчик, предлагаю тебе поспать, а утром ты примешься за задание, приготовленное мною.
Меня разбудил приглушенный грохот, как будто жестянщик свалил с телеги на мостовую котелки, ведра и черпаки.
Второй раз за последние несколько часов я вскочила с кровати, закутанная в одеяла, не соображая, где нахожусь и что происходит. Впрочем, память тут же вернулась ко мне, когда я увидела знакомую обстановку и вспомнила, что несколько последних часов перед рассветом провела в покоях учителя. Шум же, видимо, доносился из его личной мастерской, дверь в которую была чуть приоткрыта.
Я на мгновение испугалась за него, ведь он мог пострадать. Затем, перекрывая стихавший стук, раздался его голос, и я по сочным выражениям с облегчением поняла, что он цел. Но, пожалуй, мне следует заглянуть в мастерскую… и не просто из любопытства, а чтобы убедиться, что учителю не нужна помощь. И он, разумеется, не поставит мне в вину обычное проявление вежливости.