Я сразу догадался, что Уэнсдэй чертовски умна — но не догадывался, насколько сильно её интеллект превосходит мой. Осознание настораживает и одновременно интригует.
Очередное необъяснимое противоречие.
Забираю так щедро предложенного коня, игра стремительно набирает обороты — и уже спустя пару десятков ходов я вдруг понимаю, что зашёл в тупик. Любой ход только ухудшит моё стратегическое положение. Проклятье.
Как ловко чертова стерва меня обставила.
— Это называется цунгцванг, — со знанием дела заявляет Аддамс, снисходительно усмехнувшись самыми уголками губ. — Неприятно быть загнанным в ловушку, правда?
— И что мне делать, о великий гроссмейстер? — почти в точности копирую её саркастичную усмешку.
— Ничего, — она пожимает плечами. — Не предпринимать никаких серьёзных ходов. Просто ждать.
— Просто ждать?
— Именно. Но тебе это всё равно не поможет, — чёрный ферзь перемещается на g-3, оказываясь прямо перед белым королём и безжалостно блокируя любые пути отступления. — Шах и мат. Реванш можешь не просить. Я побеждаю абсолютно всегда.
Комментарий к Часть 5
Страсти накаляются, да 🔥
Как всегда с нетерпением жду вашего мнения, а на отзывы к прошлой главе отвечу в самое ближайшее время 🖤
Спасибо, что вы со мной 🖤
========== Часть 6 ==========
Комментарий к Часть 6
Саундтрек:
YAS — LIAR LIAR
Приятного чтения!
Обычно я адски не люблю ранние подъемы, но во вторник просыпаюсь едва ли не с первыми лучами солнца — ведь чуть больше чем через двадцать четыре часа начнутся переговоры, закономерным итогом которых станет передача нам злополучного Чайна-тауна и возвращение Уэнсдэй под отцовское крыло. Я не склонен к несбыточным иллюзиям и уверен, что после этого Гомес отправит обоих детей за пределы штатов — чтобы они больше не смогли стать орудием для манипуляций моего отца. А значит, велик риск, что я больше никогда её не увижу.
Мне не шестнадцать, чтобы верить в счастливый финал нашей странной истории. Нас разделяет кровная война, а скоро разделят километры. Неизбежный фатализм.
Обратный отсчёт запущен, часы и минуты утекают катастрофически быстро — как песок сквозь пальцы.
Но пока что время есть.
И я хочу успеть насладиться каждым мгновением.
— Эй, Аддамс… С добрым утром, — я тщательно маскирую гнетущую тоску за деланно-небрежным тоном.
И я больше не мнусь на пороге комнаты словно нерешительный болван — быстро прохожу внутрь, плотно закрыв дверь, и сажусь на край кровати. Мой ранний визит снова её разбудил.
Уэнсдэй сонно потягивается и несколько раз моргает, стараясь сфокусировать осоловевший взгляд.
Она так преступно красива.
И так бесконечно далека — а скоро окажется совсем недоступна.
Пытаюсь безмятежно улыбнуться, но на душе скребут кошки.
— Доброе утро — худший оксюморон, который я когда-либо слышала, — Аддамс принимает сидячее положение, отбрасывая за спину водопад блестящих смоляных локонов. Одна прядь спадает на лицо, и титаническим усилием воли я подавляю желание заправить её за ухо. Вместо этого просто протягиваю ей чашку со свежей порцией тройного эспрессо.
— Завтра тебя отпустят, — сообщаю я, стараясь не смотреть ей в глаза, чтобы проницательная девчонка не заметила удручённое выражение в моём взгляде. Но следующий вопрос вырывается сам по себе, опережая мыслительный процесс. — Аддамс, что будет потом?
— Потом? — она изгибает бровь, принимая из моих рук кофейную чашку и обхватывая белый фарфор тоненькими пальчиками. — О чём ты?
Держу пари, Уэнсдэй прекрасно понимает, что я имею в виду — но умело делает вид, якобы она сбита с толку. Всё-таки она невыносимая стерва, и эту заводскую настройку ничем не исправить.
— С нами. Что потом будет с нами? — чувствую себя полнейшим кретином, но неизвестность слишком мучительна. Вдобавок я твёрдо убежден, что лучше жалеть о содеянном, нежели об упущенном.
— Я вернусь домой, продолжу стажировку в морге, закончу книгу. Может быть, потом уеду в Италию, — она ёрзает на кровати, устраиваясь поудобнее, но не пододвигается ко мне ни на миллиметр. Голос Уэнсдэй звучит так холодно и равнодушно, словно она зачитывает приговор. Впрочем, отчасти так и есть. — А ты останешься здесь, займёшь место отца, и война продолжится. Будешь меряться с моим братом, у кого яйца крепче. Но Пагсли — жалкий слабак, так что я бы поставила на тебя.
Она абсолютно права, другого сценария нет и быть не может — но её здравый цинизм давит на плечи многотонным грузом. Наверное, мне стоит радоваться, что у младшего Аддамса не такой несгибаемый характер как у сестры. Если бы должность босса могла наследовать женщина, нам пришлось бы туго.
Но я не могу думать об этом.
Всё внутри предательски сжимается под гнётом обречённости. Впрочем, я сам виноват.
На что я вообще рассчитывал?
Что многолетнюю вражду победит… любовь?
Слишком громкое слово, учитывая, что мы знакомы пару дней и совершенно ничего не знаем друг о друге, но оно приходит в голову первым. Какая несусветная глупость.
В блядском Вегасе нет места красивым романтическим историям — здесь любовь можно отыскать только в бульварных романчиках, которые так любит читать наивная малышка Ниди.
— Мне нужно в ванную, — бесстрастный голос Аддамс вырывает меня из пучины унылых мыслей. Она сидит в углу кровати с неестественно прямой спиной, взгляд угольных глаз привычно равнодушен, но во всей позе интуитивно угадывается напряжённость. Словно ей тоже не по себе. Вряд ли. Наверное, я просто вижу то, что хочу видеть.
— Пойдём, — коротко киваю, поднимаясь на ноги.
Наверное, я мазохист.
Здравый смысл безуспешно надрывается на задворках сознания — отчаянно вопит, что мне пора от неё отвыкать. Завтра тюрьма в нашем подвале опустеет — и моё сердце тоже.
Но я с отчаянием утопающего цепляюсь за последние часы рядом с несносной ледяной стервой, прекрасно осознавая, что у нас нет никакого совместного будущего.
Оказавшись в ванной, я молча протягиваю ей стопку чистых вещей — пришлось с самого утра отправить служанку в магазин женской одежды — на что Аддамс вопросительно вскидывает брови. Тоненькие пальчики перебирают простое чёрное белье и летнее шифоновое платье без рукавов.
— Откуда знаешь мой размер?
— У меня хороший глазомер, — это звучит несколько двусмысленно, и Уэнсдэй машинально моргает, выдавая своё смятение. Несмотря на унылое настроение, её реакция немного забавляет. — Можешь просто сказать «спасибо», этого мне будет достаточно.
— Спасибо, что снова не заставил меня ходить полуголой, — от первоначальной мимолётной растерянности не осталось и следа. Невольно завидую её способности мгновенно становиться хладнокровной. Мне о таком только мечтать.
— Это было непростое решение. Ты прекрасно выглядишь полуголой, — я не могу удержаться от лёгкого сарказма. Лучшая маскировка той тягостной обречённости, что точит душу с момента, как пошёл обратный отсчёт.
— Всегда договаривай до конца, — Аддамс закатывает глаза. — А голой ещё лучше, да?
— Ну… Я ведь этого не видел, — и хотя её убийственная прямота изрядно выбивает из колеи, мне удаётся сохранить непроницаемое выражение лица. — Пока что.
Она равнодушно пожимает плечами, и бледные пальцы вдруг ложатся на пуговицы платья.
Моё наигранное безразличие мгновенно испаряется — по мере того, как Уэнсдэй дразняще медленно расстёгивает мелкие пуговки, сердцебиение разгоняется всё сильнее. А когда чёрная ткань падает к её ногам, пульс моментально зашкаливает за сотню.