На листке постепенно вырисовывается изящный женский силуэт — соблазнительный изгиб тончайшей талии, хрустально хрупкие линии ключиц, контур маняще приоткрытых губ — и в моих мыслях невольно вспыхивает аналогичная сцена из старого фильма про Титаник.
Какая удивительно точная параллель.
Мы двое — люди из совершенно разных миров, нашедшие друг друга по чистой случайности, по воле одного шанса из тысячи… Что это, если не судьба?
А пароход стремительно несётся вперёд — и столкновение с айсбергом уже неизбежно.
Благо, у нас есть время спустить на воду спасительную шлюпку. И отчаянная надежда, что крохотная скорлупка выдержит грядущий шторм.
— Долго ещё? У меня нога затекла, — Уэнсдэй нетерпеливо ёрзает на постели, безжалостно разрушая весь хрупкий романтизм.
— Почти готово, — безмятежно отзываюсь я, быстро растушевывая тени. — Потерпи.
— Что ты собираешься делать с рисунком? — в её тоне явственно угадывается пошлый намёк.
— Не разговаривай и не двигайся, пожалуйста, — я намеренно игнорирую попытку провокации.
Аддамс недовольно закатывает глаза, но просьбу исполняет — сохраняет статичную позу ещё несколько минут, пока я заканчиваю набросок.
— Готово, — торжественно объявляю я спустя несколько минут. Поднявшись с неудобного деревянного стула, подхожу к кровати и протягиваю ей раскрытый блокнот. — Смотри.
— Неплохо, — кажется, это высшая степень её одобрения.
Но у меня в запасе есть ещё один фокус, неизменно вызывающий восхищение у всех окружающих. Когда Уэнсдэй принимает сидячее положение, совершенно не стесняясь своей наготы, и берёт в руки блокнот, я провожу пальцами над рисунком.
Портрет моментально оживает.
Чёрно-белая девушка на листке соблазнительно выгибается в спине и развратно скользит кончиком языка по верхней губе.
— Всё-таки ты извращенец, Торп, — холодно роняет Аддамс, возвращая мне блокнот, и тянется к брошенному на пол покрывалу.
Я быстро наклоняюсь и перехватываю тонкую руку — на секунду прижимаюсь губами к бледному запястью с голубоватой сеткой венок.
У Уэнсдэй вырывается судорожный вздох.
Проклятье, ну почему она такая чувственная?
Её острая реакция на совсем невинное прикосновение отзывается во мне волной жара — возбуждение накатывает сиюминутно.
Возможно, это последний раз в жизни.
Смертельная опасность должна пугать, но на деле всё с точностью до наоборот — пущенный по артериям адреналин только распаляет желание. Отбрасываю на пол блокнот, ногой отталкиваю покрывало, не позволяя Аддамс скрыть под ним столь совершенную красоту. Вместе с тонкой серой тканью к стене отлетает и завёрнутый в неё пистолет — ударяется о каменный выступ плинтуса с тихим металлическим звуком. Наплевать.
На всё наплевать. Прямо в эту секунду значение имеет только обнажённая Уэнсдэй, которая взирает на меня снизу вверх своими блядскими глазами цвета безлунной ночи.
— Долго будешь пялиться или всё-таки трахнешь меня? — Аддамс с вызовом вздёргивает подбородок, отбрасывая за спину водопад иссиня-чёрных волос.
— Если ты так настаиваешь… — пожимаю плечами с наигранной безмятежностью, а в следующую секунду подаюсь вперёд и резко опрокидываю её на кровать.
Мне хочется подольше растянуть момент предвкушения, но Уэнсдэй не оставляет ни единого шанса сохранить остатки здравомыслия — маленькие пальчики проворно ложатся на лацканы пиджака, стягивая по плечам плотную светлую ткань. Затем принимаются поспешно расстёгивать рубашку, пока мои ладони жадно изучают каждый изгиб её тела. Дыхание Аддамс учащается, губы маняще приоткрываются — и она инстинктивно выгибается в спине, следуя движениям моих рук. Мертвецки холодная кожа быстро теплеет под раскованными прикосновениями, на бледных щеках вспыхивает лихорадочный румянец.
Чернильно-чёрные омуты её глаз затягивают меня подобно бешеному водовороту — проникают в самую душу, порабощают волю и отрезают все пути к отступлению. Уперевшись одной рукой в постель, я коленом раздвигаю стройные ноги, пока Уэнсдэй возится с пряжкой ремня. У меня даже не хватает терпения полностью избавиться от одежды — как только она расстёгивает молнию и немного стягивает мои брюки, высвобождая напряжённый член, я подаюсь вперёд и вхожу одним резким движением. Аддамс такая влажная, что проникновение даётся легко — тугие мышцы податливо расслабляются, принимая твёрдый член по самое основание. Она запрокидывает голову с глухим протяжным стоном и шире раздвигает ноги. Я теряюсь в вихре острых ощущений, буквально сходя с ума от обжигающе горячей тесноты.