Гуффье спустился в камеру Кера. Бывший королевский казначей сидел на койке и о чем-то размышлял. Он взглянул на Гуффье – и тот сразу понял, что сильный человек сломался.
– Я выбрал вас, – произнес Кер хриплым голосом, – чтобы предложить кое-что. Вы не пытаетесь скрыть свою подлость, поэтому мне легче иметь дело с вами.
Гуффье улыбнулся и согласно кивнул:
– Я рад, что вы так меня оцениваете. Последовала пауза.
– Я хочу заключить сделку с нашим королем, – тихо произнес Кер.
– Что же вы желаете предложить его королевскому величеству?
– Признание. Я не виновен в смерти Агнес Сорель – это понятно самому круглому дураку, но я могу подписать бумагу, где признаюсь в отравлении. За это Валери Марэ должна быть освобождена от всех обвинений и сразу же отпущена на свободу.
Гуффье изо всех сил пытался не показать свое облегчение и радость. Мерзавец был счастлив. Ему лучше других было известно, как жаждал король признания своего бывшего казначея, которого он так мерзко предал. Карлу не нравилось волнение людей из-за ареста Жака Кера, он прекрасно понимал, что мало кто поверит вердикту, вынесенному горсткой судей. Короля больше не будет мучить совесть, и он сможет оправдаться в глазах подданных.
Гуффье всегда считал себя чрезвычайно ловким человеком.
Он взглянул на заключенного и отрицательно покачал головой.
– Нам не трудно доказать вашу виновность, и мы не нуждаемся в вашем признании, – заявил он.
Кер начал проявлять нетерпение.
– Гуффье, вам прекрасно известно, что для короля весьма важно мое признание.
– Но вы запрашиваете слишком высокую цену.
– Да, я назначаю именно такую цену.
Судья задумался и начал прохаживаться по камере.
– Вам, наверное, известно, что от некоторых высоких кругов исходит желание, чтобы девушка разделила вашу судьбу? – спросил Гуффье.
– Я вам изложил мои условия. – Кер говорил решительным тоном. – Неужели вы считаете, что я суну голову в петлю и опозорю себя просто так? Мне нужно спасти девушку, которая оказалась связанной со мной.
– Я вам еще раз повторяю: вы хотите слишком многого, настаивал на своем Гуффье – Возможно, что король пожелает проявить к ней снисхождение, но его доброе сердце может всего лишь спасти ее жизнь.
– Тогда послушайте меня. Девушка не должна появляться перед судом, ее публично должны оправдать и сразу же отпустить на волю – до того, как я подпишу нужные бумаги.
– Это невозможно! – возмутился Гуффье. – Девушку нельзя отпустить до того, как она появится в суде. Это абсурд! Вы что? Мы вам дадим обещание отпустить ее позже. Разве этого не достаточно? – Он помолчал, а потом потребовал ответа: – Разве вы не доверяете нашим обещаниям?
Кер пристально посмотрел на Гуффье.
– Конечно нет! Я не могу верить ни одному вашему обещанию, Гуффье, и более того, я не верю ни одному обещанию короля.
Гуффье нахмурился:
– Вы оскорбили короля Франции! Вы, обычный меховщик, выражаете недоверие чести нашего короля!
– Да, – спокойно сказал Кер. – Когда вы передадите мое предложение королю Франции, скажите, что я не стану соглашаться на его обещания, и еще скажите, что он должен выполнить свою часть соглашения, прежде чем я стану выполнять свою часть.
– Это значит, что мы должны поверить вам на слово?
– Вы можете сделать это без малейших сомнений. Гийом Гуффье, верьте мне, я ведь не король или какой-то там королевский судья!
Гуффье пожал плечами:
– Хорошо, я передам королю ваши слова. И даже могу попробовать предложить ему принять ваши условия. – Гуффье вдруг расхохотался. – Здесь нет никого, кто мог бы слышать меня. Кер, я вас ни в чем не виню. Действительно, никому нельзя доверять!
Глава 6
В конце третьего дня суда председательствующий Гийом Гуффье взглянул на лежавший перед ним документ и сказал:
– Пришло время вызвать последнего свидетеля. Приведите господина Робера де Пуатевана.
Врач быстро вышел вперед. Он не глядел в сторону заключенного, и Жак Кер подумал: «У Робера плохое настроение».
Гуффье без всяких объяснений начал вести допрос. Он с опаской взглянул на свидетеля.
– Вы были в доме, где находилась Агнес Сорель, в то время, когда туда пожаловал Жак Кер?
– Я каждое утро посещал этот дом, потому что был лечащим врачом мадам Агнес до тех пор, пока она не умерла.
– Нас интересует только то утро, когда к госпоже Агнес пришел Жак Кер. Вы его видели, когда он пришел?
– Нет, сударь. Я услышал о его приходе и отправился к госпоже просить, чтобы она не принимала Кера. Я был уверен, что у нее не было сил принимать визитеров, даже таких близких друзей, каким был Жак Кер.
Гуффье начал насмешничать:
– Вы нам говорите, что у нее не было сил. Это вполне естественно, потому что она болела долгое время и только что перенесла… трудные роды. Но перед вами давал показания ученый доктор из университета, я уверен, вы не можете считать ее состояние в то время слишком серьезным.
Врач нахмурился.
– Положение было настолько серьезным, что любое напряжение могло привести к смерти.
Гуффье возмутился:
– На предварительном слушании вы говорили, что она могла поправиться.
Врач негодующе фыркнул.
– Это невозможно, господин судья! Я ясно объяснил, что у мадам Агнес Сорель не было никаких надежд на будущее, никаких шансов выжить!
– Значит, вы неясно давали объяснения.
– Или вы не смогли, а может, не захотели понять то, что я вам говорил, – продолжал возмущаться де Пуатеван.
Гуффье подался вперед и с яростью смотрел на свидетеля, который смел ему возражать.
– Я не стану терпеть вашей бесцеремонности, – заявил Гуффье. – Это всего лишь ваше мнение, и оно не является для нас решающим. Мы будем продолжать… Вы сказали госпоже Агнес, что было бы ошибочным встречаться с Кером?
– Да, я так сказал. Она меня не послушалась. Она сказала, что это для нее последний шанс, потому что ее конец близится…
– Господин де Бусс объяснил нам ее страхи, – перебил его судья.
– Она решила, что должна встретиться с Кером сейчас или никогда и настаивала на том, чтобы его привели к ней.
– Вам известно, почему она так настаивала на встрече?
– Это было вполне естественно, – заявил де Пуатеван. – Они много лет были близкими друзьями. Он занимался ее делами. Вполне понятно, что им нужно было поговорить о многом перед тем, как госпожа Агнес могла уйти в мир иной.
Судья побагровел от злости, потому что свидетель настойчиво говорил о приближавшейся естественной смерти мадам Агнес. Гуффье помолчал, прежде чем продолжить допрос.
– Давайте обсудим важный для нас эпизод. Вы помните, что через некоторое время после прихода Кера к мадам Агнес к вам пожаловала Жанна де Вандом?
– Да, господин судья.
– Она была взволнована?
– Она была очень зла. Я сначала не обратил на нее внимания, потому что она постоянно злится. Она ссорилась со слугами, критиковала свою хозяйку. Она мне сказала, что я не разбираюсь в медицине, и резко отзывалась о короле и всех его министрах. Она вообще никого не уважает. Весьма неприятная особа.
– Вы сказали, что сначала не обратили на нее внимания. Это значит, что потом вы все-таки отправились к госпоже Агнес?
– Да, сударь. Она мне сказала, что Жак Кер был в комнате и прошел за деревянную решетку. Я очень разозлился. Я не мог поверить своим ушам, когда она мне сказала, что он дал что-то попить госпоже Агнес.
– Вы сразу отправились в комнату?
– Я туда побежал. К моему удивлению, в комнате было светло. Кер посмел открыть ставни.
– Это весьма подозрительно!
Свидетель собирался продолжить, но при этом замечании он остановился и взглянул на судью.
– Сударь, вы сказали, что это внушает подозрение? Я вас не понимаю.
– Ясно, – сказал Гуффье, – что Кер не мог действовать против желания мадам. Однако ему нужен был свет для исполнения своих намерений.
– С другой стороны, господин судья, разве Керу не было бы удобнее сохранить темноту для выполнения своего преступного деяния, если он действительно пожаловал к мадам с такой целью? Зачем же ему было впускать в комнату свет, чтобы любой проходивший мимо, например эта де Вандом, мог видеть, что он там делает?