– Сколько времени вы разговаривали с Бенедиктой?
– Недолго. Мне нужно было спешить к ребенку.
– Пока вы занимались своими делами, думали о том, что там в это время делает Жак Кер?
– Конечно, сударь. Я больше ни о чем не могла думать. Я была уверена, что он задумал что-то дурное. Когда отвар был готов, я отдала его служанке и приказала покормить малышку. Я собиралась это сделать сама, но мне нужно было выяснить, что там затевает Жак Кер. Я сказала об этом Бенедикте.
– Бенедикта уже давала показания, и они подтверждают ваши слова. Что вы стали делать дальше?
– Я пошла, сударь, в маленькую комнату с решеткой, где находилась госпожа Агнес.
– И что вы там обнаружили?
Наступила очередная театральная пауза. Жанна де Вандом подняла глаза и посмотрела на Кера, прежде чем ответить. В ее голосе уже не было истерических ноток. Он стал неровным от волнения.
– Я увидела… Сударь, я просто не могла поверить собственным глазам! Жак Кер открыл окно, и в комнате было настолько светло, что я все видела очень отчетливо. Он нагнулся над нашей хозяйкой и подложил одну руку ей под голову, а в другой руке он держал чашу, из которой поил госпожу. Я подумала… Сударь, вы должны меня понять! Я сразу начала его подозревать, а при виде этой сцены о чем я должна была подумать?
– Что же вы в тот момент подумали?
– Что он заставляет ее выпить содержимое бутылочки, которую ему передала девушка. Я крикнула, чтобы он прекратил это.
– Что случилось потом?
– Он взглянул на меня. Казалось, Кер испугался и отпустил голову госпожи Агнес, которая упала обратно на подушки. Он сказал, что госпожа Агнес потеряла сознание, пока они разговаривали, и он пытается ей помочь.
– Он объяснил, чем он ее поил?
– Я его спросила об этом, и он сказал, что это вино, разбавленное водой, и поставил чашу на столик.
Жан Дювэ тоже сделал многозначительную паузу. Он смотрел на собравшихся с видом победителя, взгляд его словно говорил: «Я понимаю, о чем вы все тут думаете и в чем сомневаетесь. Я сейчас развею ваши сомнения». Он быстро обратился к свидетельнице:
– Вы нам сказали, что подозревали, будто обвиняемый пришел в дом с намерением кого-то отравить. Вероятнее всего, вашу госпожу, потому что он должен был с ней встретиться. Потом вы увидели, как он поднес к ее губам яд. Почему же вы сразу не подняли тревогу?
Кер следил за каждым их движением и внимательно прислушивался к каждой интонации. Он сразу понял, что и этот акт допроса был отрепетирован заранее. Королевский адвокат делал вид, что засомневался в показаниях свидетельницы. Он пытался придать ходу допроса видимость справедливости. Он заранее знал каждое следующее слово де Вандом – ведь все повторялось ими не один раз. От предстоящего монолога свидетельницы зависело многое, он должен был прозвучать убедительно.
Жанна де Вандом начала весьма косноязычно:
– Что я могла сделать, сударь? Ведь у меня были всего лишь подозрения. Если бы я подняла крик и обвинила его в том, что он пытается отравить мою госпожу, а потом оказалось, что в чаше всего лишь вода и вино, в каком положении оказалась бы я? Он занимал твердое положение и был королевским казначеем, другом и конфидентом госпожи Агнес, а я ухаживала за ее ребенком. Мне следовало знать мое место. Существует суровое наказание для людей вроде меня, кто ложно обвиняет важных людей. Я боялась, сударь, и не хотела отправляться в тюрьму.
Дювэ одобрительно кивнул:
– Да, теперь мы все понимаем, почему вы действовали так осторожно. Как вы правильно сказали, существует суровое наказание за ложные обвинения. Я уверен, что вы рассеяли сомнения, которые у меня возникли. Надеюсь, что то же самое произошло с другими судьями.
Дювэ продолжал задавать вопросы:
– Девушка Валери Марэ была в этот момент в комнате? Свидетельница затрясла головой:
– Нет, сударь. Говорят, что она побывала в комнате госпожи Сорель и видела ее. Но когда я вошла в комнату, ее там не было.
– Мы зафиксировали время, когда она побывала у госпожи Агнес, – это было за десять минут до вашего прихода. А тем временем… – он помолчал для пущего эффекта, – произошло многое.
Он оглядел комнату, как бы оценивая впечатление, произведенное им на присутствующих. Он был явно доволен увиденным и перевел взгляд на свидетельницу.
– Пожалуйста, продолжайте рассказ.
– Я спросила Жака Кера, не нужно ли позвать врача,он ответил согласием. Но он меня отпустил не сразу, а стал задавать вопросы.
– Вам не приходила в голову мысль, что он вас держал в комнате, чтобы выпитая жидкость начала действовать на госпожу Агнес?
– Да, сударь.
– Вы пошли звать врача?
– Да, сударь. Я пошла на кухню и сказала господину де Пу-атевану, что ему следует сразу отправиться к госпоже. Он сильно разозлился, когда я ему сказала, что Жак Кер находится в комнате и дал ей что-то выпить. Он сказал: «Мне придется поругаться с Жаком Кером. Он – опасный человек». Потом он ушел.
– Вы пошли с ним?
Огромные зеленые банты на шляпке Жанны заколебались, когда она отрицательно покачала головой. Она ответила слабым и смущенным голосом:
– Нет, сударь. Мне стыдно вам признаться, но я… потеряла сознание.
Дювэ сочувственно заметил:
– Как вы думаете, почему вы упали в обморок?
– Мне кажется, это было связано с тем, что я видела, и напряжением, потому что я не знала, что мне делать, – косноязычно объяснила де Вандом.
Только присутствие судейского чиновника с его капюшоном не позволило Керу заговорить. «Служанка ничего не говорила об обмороке Жанны. Здесь их показания явно не стыкуются», – подумал он.
Дювэ заметил это несоответствие и поспешил продолжить допрос:
– Сколько времени прошло, пока вы не пришли в себя?
– Мне сказали, что я ничего не чувствовала минут десять. – Она продолжала говорить тихим, слабым голосом. – Когда я падала, сударь, то ударилась головой о ведро с водой. У меня болела и кружилась голова и не было сил что-либо сделать. Так продолжалось до тех пор, пока в комнату не вошел один из слуг. Я его спросила, что случилось с госпожой Агнес. Он ответил, что она настолько слаба, что может умереть каждую секунду. Я спросила, где врач, и он мне ответил, что его вызвал король.
– О серьезном положении госпожи Агнес было известно остальным слугам?
– Да, сударь. Все думали, что она не доживет до следующего дня. Слуги считали, что ей теперь ничем не поможешь.
– Почему они так думали?
– Господин де Пуатеван сказал им это до того, как отправился в аббатство. Он сказал служанке госпожи, что сделать уже ничего невозможно. Нужно только ждать…
– Где находилась ваша госпожа?
– Ее перенесли в спальню. Она уже почти ничего не ощущала.
– Вы ее видели?
– Нет, сударь. Об этом сказала мне Бенедикта. Я больше не видела мою госпожу.
– Вы рассказали Бенедикте о том, что вы видели и что начали подозревать?
Жанна де Вандом отрицательно покачала головой:
– Нет. Мне известно, что Бенедикта хорошо относится к господину Керу (свидетельница впервые назвала Кера господином) и она начнет возмущаться, если я ей об этом скажу. Я рассказала об этом горничной, помогавшей мне ухаживать за ребенком. Она очень испугалась и сказала, чтобы я перестала об этом говорить. Потом она зарыдала и сказала, что казначей посадит нас в тюрьму, если мы станем говорить что-то против него, и что нас могут выпороть или даже подвергнуть пыткам. Сударь, после этого я больше ничего и никому не говорила.
– Но после того, как умерла госпожа Агнес, вы решили рассказать об этом, не так ли?
Опять зашуршали зеленые банты, когда Жанна де Вандом энергично покачала головой. Теперь де Вандом заговорила громким, срывающимся на крик голосом:
– Я больше не могла молчать! Сударь, молчание меня мучило, и я перестала спать. Мне снились кошмары, и я просыпалась с ужасным криком. Наконец я поняла, что сойду с ума, если не сделаю что-то.