Черт возьми, это было уже слишком не смешно. Откуда я могу знать это? Что ему ответить, чтобы не вызвать очередную вспышку гнева из-за несоответствия того образа Катарины, который сохранился в его памяти, со мной самой?
Но страшнее всего было то, что здесь, в полумраке старинного театра, для короля Арчесара, похоже, совершенно стерлась грань между реальностью и теми иллюзиями, в которые он сам все больше и больше верил. Ради которых меня выиграл. И разрушать которые у меня просто буквально не было права, иначе единственным, чего я добьюсь, будет… сама не знаю что, но уже боюсь этого. До дрожи. Больше всего на свете.
— Милая? — сладко прошептал Эдвард. И я, не находя что сказать, боясь промолвить хоть слово, сделала первое, что пришло мне в голову, и просто поцеловала его. Настолько страстно и самоотверженно, чтобы выбить для себя хоть призрачный шанс избежать вопроса.
— Я тебя обожаю, — выдохнула я в его мягкие губы, снова их захватывая.
И словно еще одна нота призрачного спасения, прозвучал третий звонок, после которого оркестр ударил по струнам, занавес поднялся и представление началось.
Да, так и есть, мюзикл был отвратителен. Нет-нет, сама постановка, конечно же, поражала. Свет, музыка, костюмы и декорации, игра актеров — художественная составляющая действа была на высоте. Отталкивало другое: мораль, которую он нес. Для меня как человека, выросшего в совершенно ином обществе, эти ценности были чуждыми, неприемлемыми, а что самое главное — страшными. По сути он пропагандировал положение женщины в обществе, которое было общепринято в королевстве Арчесар, как нечто правильное: высшее благо и для самой женщины, и для мужчины, которому она принадлежит. На фоне этого для меня совершенно терялась линия политического шпионского сюжета. Я лишь больше пугалась от осознания того, насколько крепко вбиты в головы людей эти мерзкие устои. Те самые, в которых мне придется доживать свои дни… и вероятно предстоит жить моим детям, которые даже никогда не узнают о том, что где-то есть общество, в котором все иначе.
Когда первый акт закончился, я поняла по взгляду Эдварда, что он намерен продолжать разговор в том самом ключе, что был для меня слишком опасен и грозил навлечь тот самый его жуткий гнев, что так меня пугал. Потому решила воспользоваться радикальным методом: перевести разговор на тему, которая однозначно заставит его забыть о совместных воспоминаниях, что были совместными лишь в его воспаленном воображении.
Конечно, спрашивать об этом было нежелательно, пускай этот вопрос и тревожил меня. Тем не менее, я решилась на столь рискованный ход. И вытащив из рукава самую опасную для меня козырную карту, проговорила:
— Эдвард, скажи… те покои, в которых ты поселил меня… Ведь там раньше жила твоя покойная жена, верно?
— Все правильно, любимая, — даже не стал отрицать король.
— Но почему… именно там? — вздрогнула я от такого спокойствия.
— Потому что это традиционные королевские апартаменты, — пояснил он. — Все те века, что стоит дворец, именно в них всегда жила супруга короля. Так что едва мне удалось заполучить тебя, я не раздумывая решил, что твое место там.
— Я не понимаю, — растерянно пробормотала я, ощущая, как тело начинает мелко дрожать. — По какой причине фаворитке короля жить в традиционных апартаментах королевы?
— Разве не догадываешься? — подмигнул Эдвард. — Потому что именно тебя, и никого другого, я желаю вскоре увидеть в этой роли.
— Роли?
— Если без лишних слов, можешь считать это предложением. В конце концов, теперь я король, а не принц, и нет никого, кто стоял бы надо мной в этой стране. Так же, как нет политической невесты, перед страной которой у меня были бы обязательства. Потому сейчас, когда траур только закончился и советники еще не успели подсунуть мне какую-нибудь стратегически выгодную принцессу, я могу наконец позволить себе счастье, которого меня когда-то лишили.
— То есть…
— Я хочу, чтобы ты за меня вышла, — сообщил Эдвард и я поняла: он не спрашивает, а ставит перед фактом.
ГЛАВА 10. Препарированная память
Ее уже подготовили к первой брачной ночи. Роскошное свадебное платье, увешанное нитями жемчуга и расшитое кружевами, осторожно сняли горничные. Сложную прическу разобрали, и теперь свежевымытые высушенные волосы ниспадали на хрупкие плечи нежными огненными кудрями. На теле, распаренном в ванной и натертом душистыми лосьонами, надета невесомая белая сорочка. Молоденькое лицо не было особо красивым, но все равно выглядело мило и трогательно. А еще слегка напугано — ведь с минуты на минуту ей предстояло лечь в постель с человеком, которого она впервые увидела считанные дни назад. И о браке с которым ее страна договорилась, еще когда она была совсем ребенком.