— Сказать по правде, я так толком и не рассмотрел его.
Белломонт отвернул лицо к стене, чтобы скрыть появившуюся на лице гримасу.
«Если тебя спросят, не был ли тебе выдан особый королевский декрет, дающий тебе право арестовывать все пиратские суда в любой части света и подписанный самим королем, отвечай, что никакого декрета у тебя не было и в руках ты его не держал».
— Он пропал. Ливингстон считает, что его украл мой друг Базир, но я уверен, что он ошибается.
— Он не пропал. Он находится у посла Великого Могола, и если этот декрет будет предъявлен… Читайте дальше.
«Если тебя спросят об особом письме премьер-министра, дающем право тебе, как капитану „Приключения“, оставлять на борту корабля всю добычу, полученную в результате твоих действий, отвечай, что такого письма у тебя не было.
Обо всем прочем говори правду.
О том, что ты убил канонира Мура.
О том, что ты захватил судно под названием «Рупарель».
О том, что ты захватил судно под названием «Кедахский купец».
В конце ты должен признать, что к моменту, когда захватывал эти суда, ты знал, что война между Англией и Францией закончена.
Если досужие люди станут тебе подсказывать, что ты имел право захватить «Рупарель» и «Кедахского купца», потому что они следовали под французскими флагами и с французскими документами, не верь им.
Не верь и тем, кто станет утверждать, что условия мирного договора между Англией и Францией стали действительны для морей южнее экватора только с марта 1698 года, а стало быть, ты имел право на захват.
Все эти советчики мечтают только об одном — запутать тебя и погубить.
Делай так, как я написала тебе в этом письме, и мы рано или поздно будем счастливы.
Твоя верная, любящая жена Камилла».
Кидд прочитал этот довольно путаный текст четыре раза подряд.
Его превосходительство терпеливо ждал.
Он готов был ждать сколько угодно, лишь бы быть уверенным, что Кидд запомнил все.
— Верная и любящая жена Камилла!
Когда капитан поднял глаза от письма, в них стояли восторженные слезы.
Лорд Белломонт заволновался. Возбужденный человек плох во всяком деле, особенно в таком тонком, как судебный процесс.
— Кидд, вы поняли, о чем там идет речь?
Капитан кивнул:
— Верная и любящая жена Камилла.
— Это все, что вы запомнили?
Было от чего прийти в ужас, и его превосходительство почувствовал, что он в него приходит.
— Верная и любящая жена Камилла.
— Не вздумайте это сказать в суде!
— Почему, это же правда.
Лорду Белломонту стало нехорошо. Он представил себе, как на вопрос королевского судьи этот рыжий…
Кидд живо успокоил своего благодетеля, он бегло процитировал наизусть все, что было в письме, до приятно потрясшей его воображение подписи.
Его превосходительство вздохнул с облегчением:
— Хорошо. Надеюсь, все это сохранится в вашей памяти до суда.
Лицо Кидда сделалось испуганным.
— Вы заберете письмо у меня?
— Разумеется. Представьте, что будет, если его у вас отыщут!
— Но я не могу его вам отдать.
— Что такое? Не говорите глупостей. Это письмо — улика, страшная улика.
— Здесь написано «верная и любящая жена Камилла», я не могу с этим расстаться.
Губернатор хотел было прийти в ярость, но тут ему пришло в голову другое решение.
— Я понял, что нужно сделать. Дайте мне письмо. Дайте, дайте, ваша любимая и верная жена останется с вами. До самого конца. До гробовой доски.
Лорд Белломонт сложил лист поперек, а потом аккуратно разорвал по сгибу.
Кидд получил дорогую для него часть послания, а его превосходительство оставил у себя важную и опасную.
— Вы удовлетворены?
— Спасибо, милорд, вы так добры, — с чувством сказал капитан.
— Ну что ж, тогда до встречи.
— А когда состоится суд?
— Завтра.
Когда Кидда ввели в клетку, которая отделяла скамью для подсудимых от остального зала, он был совершенно спокоен. Немного мешали кандалы, причем не физическим своим звоном. Капитану было неловко перед собравшимися в зале господами за свой странный вид.
К тому же он был небрит.
Кому-то пришло в голову, что в таком виде, да еще в рваной одежде, он больше будет походить на настоящего представителя Берегового братства.
Капитан пробежал глазами по рядам тех, кто сидел слева от него на деревянных скамьях. Конечно, это смешно, но в глубине души, в глубине ее глубины, он надеялся увидеть в зале среди сотен чужих глаз глаза Камиллы. Насколько ему было бы легче в ее присутствии выполнить то, о чем она просила в письме. Он держался бы так, что ей понравилось бы.
Нет, Камиллы нет.
Две сотни представителей лондонского любопытства и больше ничего.
Из высоких узких окон в левой стене на сдержанно гудящее собрание падали наклонные столбы солнечного света.
Припозднившиеся джентльмены суетливо сновали между рядами.
У входа в зал высились черно-белые фигуры судебных приставов в коротких простых париках.
Напряжение нарастало.
Дамы обмахивались веерами и что-то шептали друг дружке на ухо. О чем они шептались, понять было легко. О том, какое впечатление произвел на них легендарный морской преступник.
Высказывавшиеся мнения были большей частью не в пользу капитана Кидда. Узнав об этом, он вряд ли бы расстроился. Ему было довольно хорошего отношения одной женщины на этом свете. Жаль, что она так далеко.
Нетерпение в зале нарастало и даже становилось как бы физически ощутимым.
Но все на свете рано или поздно начинается.
Секретарь суда ударил деревянным молотком в начищенный медный гонг.
— Суд идет!
Суд вошел, и все встали.
Кидд посмотрел на господ, которые думают, что будут решать его судьбу. Он посмотрел на них, и в груди у него что-то неприятно шевельнулось.
Парики!
Судья, королевский прокурор, секретарь суда. Все эти господа были в строгих судейских одеяниях и совершенно одинаковых париках.