В обед пронесся слух: резервный мотобот якобы пошел на соседнюю плавбазу, где лежит наша почта. Все засуетились, потому что связи с берегом не было уже больше месяца. Одни ждали писем, другие — посылки. Слухи оказались правдой.
Около окошечка судовой почты собралась большая толпа и вела себя тихо. Начальница почты, она же по совместительству продавщица в ночном буфете, громко объявляла фамилии и передавала письма. Я знал, что меня дома не забыли, но в толпу не полез из-за органической нелюбви к очередям. А тут еще пришел Федя и сказал — у борта колхозный сейнер с крабом, и я пошел принимать. В это время уже кое-какие мотоботы висели на «балыках». Они отвирались.
Приняв колхозный краб и выписав команде МРС квитанцию, я услышал разговоры на палубе. Оказывается, у «азика» и еще у какого-то мотобота неизвестные отрезали часть зеленых сетей. Пострадавшие считали — это дело колхозников. Старшина в японских сапогах кипятился:
— Они у нас, мы завтра у них. Это точно!
И, наверное, это наши ловцы сделают: здесь иногда восстанавливают справедливость по принципу «око за око»…
Вира-майна Федя — уж на что, как мне кажется, честный человек — признался мне как-то, что в прошлом году он принял все тот же злополучный «азик», стал старшиной мотобота, у которого украли половину сетей, и сделал несколько пиратских набегов на чужие поля.
— Так нечестно это, Федя!
Он отвечал, что брал с каждого поля понемногу, короче, с миру по нитке — голому рубашка!
— А если бы поймали?
— Пришлось бы платить. Вот на соседнем плавзаводе поймали один мотобот на таком деле и припаяли старшине пять тыщ из своего кармана. Он до сих пор выплачивает, вторую путину… а что ему остается делать?
Попутно я поинтересовался у Феди, не знает ли он, откуда пошло выражение «гонять кешу»? Он пояснил, что это, как он слышал, старое морское обозначение безрезультатных поисков чего-то в тумане. Так «гоняли кешу», или иначе, кита, кашалота, в старину порою сутками, в условиях плохой видимости, и до тех пор, пока не убивали добычу гарпуном.
Мы с Федором сидели на битках, то есть на связках сетей, говорили, а кругом была благодать! Ясное небо, солнце, просто не поверишь, что вчера на Охотском море было уныло, сыро и противно. Да, и тут выдаются деньки…
Плавзавод стоял на якоре посреди большой бухты, и земля, чуть заснеженные сопки казались рядом. Вот сколько уже месяцев мы бродим вдоль берегов Западной Камчатки, но это лучший, самый красивый и таинственный берег. Может, его в некоторой степени украшала и погода-чудо. Одна сопка была похожа на замок, с шапкой из белого облака. И, глядя на все это, мне вдруг захотелось на землю. Днями такое же острое желание посещало меня, оно усилилась, когда узнал, что в ловецком цехе организуется бригада по сбору наплавов. В этом районе течениями, приливами к берегу прибивает фантастическое количество всего, что способно плавать на поверхности воды. И кто-то был на берегу и увидел целые залежи наплавов всех расцветок и государств. Наш рачительный завлов решил пополнить судовые запасы наплавов и потому решил организовать экспедицию. В нее попали молодые крепкие ребята из администрации. Пошел и я проситься у капитана, но он не отпустил, считая, что я не совсем поправился после несчастного случая.
И вот сейчас, глядя на берег, я искренне позавидовал попавшим в экспедицию. Ходит они по твердой земле, спят в палатках, греются у костра, стреляют диких гусей, а тут… Хоть и тихо, а палуба мерно качается, все пропитано запахом полуразложившегося краба, и одна и та же монотонная работа.
Сегодняшний рабочий день оказался не очень длинным, к девяти вечера все, за исключением одного, мотоботы висели «на балыках». Ловцы разбрелись по углам, по каютам нашего огромного судна, читали полученные письма и разбирали содержимое посылок из дому. Работали лишь распутчики и на заводе. Я, ожидаючи последнего мотобота, сидел в кабинете Бориса Петровича. Мы лениво перебрасывались словами, подолгу молчали. Иногда Борис Петрович звонил в те или иные цеха, интересовался, как идут дела. Его поминутное беспокойство не раздражало. Для него работа — прежде всего, он ею живет и искрение мучается, злится, нервничает, если возникают перебои, неполадки. Он одни из немногих оставшихся в живых на этой земле старых краболовов, зачинателей крабового промысла в СССР. О прожитом он вспоминает редко я скупыми словами:
— Суденышки не то, что сейчас, механизации никакой. Все делали вручную, жили в общих кубриках, ели только консервы.