— Ничего бичихи!
А если подходят три лба из бригады подноски сетей — Колька, Митька и Юрка, ребята чудовищной силы, ленивые в движениях, обстоятельные, то они задирают головы откровенно, даже становятся на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть скрытое под японским шелком.
— Я бы той и довольная осталась.
Но чаще о женщинах из бухгалтерии говорят с презрением, откровенно завидуют их негрязной семичасовой работе. Но это за глаза, а в глаза им льстят или же, чаще всего, остаются равнодушными, не уважают в них женщину. При них палубные, особенно толстый, грузный подносчик Коля с аккуратненькими усиками, обсуждают способы любви и, как мне всегда казалось, с тайным ожиданием того, что их оборвут, сделают замечание, возмутятся. Но такого ни разу не было, и отчего бы это? Из-за страха, из-за нежелания связываться…
Тут некоторые легко ссорятся, оскорбляют друг друга из-за мелочи, но в принципиальном не всегда принципиальны те, кто облечен особо малой властью.
И тут, как, впрочем, и во многих местах, я неоднократно замечал своеобразную тоску, порою не осознанную, жажду дисциплины среди лучшей части самих же рабочих.
Вот за последние дни по плавзаводу прокатилась волна увольнений и перемещений, идущая снизу, то есть от самих рабочих. К завлову приходит рабочий завода:
— Хочу в ловцы.
Ловцов не хватает, и завлов рад любому, даже плохонькому работяге, но и заводу дорога каждая пара рук. Завлов обычно говорит:
— Ладно, возьму, только уволься с согласия начальника цеха обработки.
А потом звонит Борису Петровичу:
— Я возьму этого… как его фамилия? Ну, такой худенький, глаза красноватые и все так выражается: «Мне все до чихты!» Говорит: «Мне до чихты завод, в ловцы хочу». Как он работник?
Борис Петрович начинает врать, расписывать «худенького с красноватыми глазами», словно кандидата в Героя Социалистического Труда. Это великолепно знает завлов, но таковы условия игры, и они оба соблюдают их. Завлов предлагает взамен такого же, как и «худенький», но этого вслух не говорит, а тоже хвалит.
Меняются они, и меняются, и меняются…
Вчера собрались на палубе Вира-майна, лебедчик Гена да «крученый» Димка и еще кто-то из старых ловцов подсел. Разговорились. Стали рассуждать о пользе строгой дисциплины. Димка высказался так:
— Нынешние времена добрые, а тошно. Вот раньше, бывало, выйдем на мотоботе сети вирать, старшина наш — рожа во! Плечи во! За румпель одной рукой держится, другой буханку хлеба рвет и с салом наяривает. А глаза — зырк, зырк! Все, гад, видел! Если кто там бичует на выбивке краба, он лекцию не читает, а румпель бросит и хвать вешку. И вешкой по кумполу, учил так. Не обижались, не жаловались, а теперь… — он машет рукой.
В эти дни уловы краба стали устойчивые. И они подняли дух рабочих, придали конкретный смысл их тяжелому труду — заработок есть! Во второй декаде средний заработок за день у старшин составил по 15 рублей, у ловцов и распутчиков — по 8—9 рублей. Скажем, в день «большого краба» один из мотоботов привез более 13 тонн крабов — больше всех! — и его ловцы заработали по 25—30 рублей. Но это, конечно, не система, такие уловы бывают не часто. Многие уже начали мечтать, прикидывать, что купить, куда поехать. Бригадир распутчиков седьмого мотобота Анна собирает деньги на квартиру. Ну, а будет квартира, надо стильную, как у людей, мебель. У Федора обычные заботы — в далекой белорусской деревушке у него четверо детей. Каждого из них надо обуть, одеть. Начальник отдела кадров Самсоныч и тот размечтался:
— Поеду, Сергеич, на Запад. Жену возьму, в Ленинграде побываю.
Мой сосед по каюте Сергей клянет море. Тяжело ему, у него на руках вены такие набухшие, что порою возникает впечатление — еще немного, и они лопнут!
Раньше, как я его понял, он работал на траулере тралмастером, мастером на плавбазе. Таким образом, море ему не в новинку, но помощником старшины он оказался впервые. И оттого ему тяжело, но держится. Держится во многом на самолюбии, на ярости: «Неужели я слабее других?» Его мечта определенна — продолжать учиться, стать штурманом и наладить свою семейную жизнь. Кажется, он влюбился в Надю. Сдается мне, штурманом он станет: не глуп, любознателен и усидчив. А вот с личным счастьем… Сергей по своей натуре груб, вспыльчив и нетерпим. Думаю, даже очень любящей его женщине будет с ним нелегко. Впрочем, его хорошенькая «пацанка» терпелива, мало реагирует на Сергеевы штучки-дрючки и, кажется, любит его по-настоящему.
Бухгалтер Мария Филипповна, моя землячка, мечтает помочь своей дочери, у которой маленький ребенок и только муж работает. Тоже считает ящики Мария Филипповна, считает каждый день. Ей полагается с каждых ста ящиков что-то более рубля да плюс «коэффициент» восемь десятых от заработанного. Проще всего, пожалуй, мечта у бортовика «семерки» Андреевича: