Человек кивнул.
— Джессуп, сэр, боцман. Я покажу вам вашу каюту.
Он метнулся на ют и поскакал вниз по трапу. Следуя за ним, Дринкуотер очутился в маленьком коридоре. Под трапом тускло мерцали сложенные тауэрские мушкеты и кортики. В коридор выходили пять дверей. Джессуп указал на переднюю:
— Главная каюта, сэр, капитанская. Он сейчас на берегу. А вот ваша, сэр.
Он открыл одну из дверей по правому борту и Дринкуотер вошел внутрь. Кормовые помещения «Кестрела» размещались между трюмом и гельмпортом. Трап, по которому они спустились, начинался сразу перед румпелем. Прямо напротив его подножья размещалась дверь главной каюты, занимавшей всю ширину корабля. Четыре прочие двери вели в крошечные конурки, которые от щедрот Адмиралтейства были пожалованы офицерам куттера. Крайние две были завалены всяким хламом и явно необитаемы. В остальных жили. Ему предназначалась та, что с правого борта. Про каюту левого борта Джессуп выразился так: «Это для пассажиров…» и не добавил ни слова.
Дринкуотер вошел в каюту и прикрыл дверь. Здесь было негде развернуться. На сосновой переборке висела маленькая книжная полка. Под ней располагался складной столик, крышка его предусмотрительно откидывалась, как у ящичка для ночного горшка. Подставка для графина и стакана — хотя ни того ни другого не было, и три колышка для одежды за дверью дополняли меблировку каюты. Лейтенант поднялся на палубу.
Стало уже светло, и можно стало разглядеть низкую линию побережья Кента. Натаниэль направился на бак к Джессупу и спросил, скоро ли вернется шлюпка.
— А, сэр, она уже приходила и опять ушла. Я отослал ее в Тилбери за вашими вещами.
Дринкуотер поблагодарил его, не обращая внимания на заинтересованные взгляды матросов. Он откашлялся и сказал:
— Не окажете ли любезность показать мне корабль?
Джессуп кивнул и повел его на нос. Мощный бушприт проходил сквозь металлическую вилку на форштевне и упирался в массивные тимберсы, поддерживающие брашпиль. Далее шел трап на бак, представлявший собой обширное темное пространство, простиравшееся до мачты и загроможденное поручнями, кофель-планками, блоками и бухтами троса.
— Сколько у нас людей, мистер Джессуп?
— Полный штат сорок восемь, в наличии сорок два… Вот тут люк, сэр… это платформа, не совсем межпалубное пространство… используется как место для коек, парусная и как трюм одновременно.
Проходя по пути назад мимо закрепленной на палубе гички, Джессуп провел по ее планширу ладонью. Дринкуотер обратил внимание, что древесина выглядела изношенной и старой.
— Шлюпкам находится много работы, не так ли?
— Так, сэр, — с коротким смешком отозвался Джессуп. — Что верно, то верно.
За люком располагалась труба камбуза, световой люк каюты, трап и медный нактоуз. Над ютом господствовал большой румпель: один его конец входил в рулевой шток, другой был увенчан резной головой птицы из семейства соколиных, давшей название куттеру[1].
Джессуп по-хозяйски погладил гордо изогнутый клюв и кивком показал на небольшой запертый люк, расположенный на юте и окруженный решетками.
— Ведет в крюйт-камеру, сэр, — боцман повернулся и указал на пушки. — Двенадцать орудий, сэр. Десять трехфунтовок и две длинноствольные бронзовые четырехфунтовки на носу. Вес бортового залпа — девятнадцать фунтов. Семьдесят два фута по главной палубе, около ста двадцати пяти тонн водоизмещения… — он продолжал, все еще несколько подозрительно вглядываясь в новичка.
— Вам приходилось раньше служить на куттерах, сэр?
Дринкуотер посмотрел на него. Нет смысла выкладывать все, подумал он. Джессуп все скоро узнает. Натаниэль вспомнил про яхту-бакенщик «Аргус». Настал его черед изображать таинственность.
— Ну еще бы, мистер Джессуп. Я много послужил на куттерах. В ином случае разве оказался бы я здесь?
Джессуп фыркнул. Последние слова словно всколыхнули нечто, некое секретное знание, недоступное Дринкуотеру. Пока.
— А вот и шлюпка с вашим багажом, сэр, — Джессуп перегнулся через борт, окликая лодку. Как бы ставя печать в деле своего превосходства над новичком, боцман смачно плюнул в искрящуюся воду Темзы.
Незадолго до полудня следующего дня на борт прибыл капитан. Лейтенант Гриффитс снял шляпу, окинул корабль испытующим взором и понюхал ветер. На приветствие Дринкуотера он ответил кивком. Лейтенант был высоким и сутуловатым, его хмурое лицо увенчивалось на голове гривой седых волос, придававшей этому шестидесятилетнему мужчине облик патриарха. Читалось в этом молчаливом валлийце нечто неизбывно древнее, роднящее его с кельтами, кимрами, даже сказочным народом фэйри. Уроженец Кэрнарвона, он ходил помощником на ливерпульском работорговце пока его не завербовали во флот. Благодаря своим способностям он сделал карьеру на флоте, и притом сумел избежать того презрения, которым награждают матросы выдвиженцев из своей среды. Патент ему вручал Хау, заявив, что ни один человек не заслуживает повышения в большей степени, чем Мэдок Гриффитс, являющийся, по образному выражению лорда, «украшением своей профессии». «Черный Дик» был совершенно прав. Впоследствии Дринкуотер убедился, что нет раздела службы куттера, которую Гриффитс не знал бы в совершенстве. Первое, поверхностное впечатление о нем как о пережившем свой век реликте рассеялось без следа почти сразу же. К прибытию Дринкуотера на борт капитан отнесся настороженно. Пока Гриффитс изучал бумаги лейтенанта, повисла томительная пауза. Потом он поднял голову и стал пристально рассматривать стоящего перед ним человека.