Дринкуотеру оставалась неделя до двадцать девятого дня рождения. Он был среднего роста, худощав. Обветренное лицо говорило о годах морской службы. Серые глаза светились умом и вниманием, говоря о способности к концентрации и действию. Те же качества подчеркивали сетка морщинок вокруг век и белесый шрам под левым глазом. Зато не по годам глубокие складки, сбегающие от прямого носа к четко очерченным линиям рта, содержали явный намек на скрытую страстность натуры.
«Слабость ли это?» — размышлял Гриффитс, глядя на высокий лоб и копну каштановых волос, собранных в перехваченную лентой косицу. Парню присуща некоторая чувствительность, но не чувственность — лицо у него слишком открытое. Затем он ухватил нечто: в сжатых уголках губ проскользнула страстность — страстность, порожденная разочарованием или крушением иллюзий, глубоко спрятанная в глазах, но не укрывшаяся от валлийца. В стоявшем перед ним человеке таилась некая сила, сдерживаемая энергия, что по здравом размышлении Гриффитс счел за достоинство. «Это малый, надо полагать, отчаянный боец», — отметил он про себя и удовлетворенно вздохнул.
— Присаживайтесь, мистер Дринкуотер, — голос у Гриффитса был глубоким и спокойным, дополнявшим ощущение его принадлежности к какому-то иному миру. Слова он произносил с редкой для людей его народа отчетливой дикцией. — Ваши документы свидетельствуют в вашу пользу. Насколько я понимаю, вы занимали должность помощника штурмана, а в конце американской войны стали исполняющим обязанности офицера. Назначение не утвердили?
— Да, сэр. Мне дали понять, что дело надо представить адмиралу Ричарду Кемпенфелту, но… — Он вздохнул, вспомнив про обещание капитана Хоупа, данное ему отходе корабля. Гриффитс поднял голову.
— Это был «Ройял Джордж»?[2]
— Да, сэр. Тогда это казалось не важным…
— Но десять лет — большой срок даже для таких вопросов, — закончил вместо него предложение Гриффитс. Оба улыбнулись: барьер, похоже, был перейден. — Зато вам удалось приобрести бесценный опыт на яхтах Тринити-Хауза, не так ли?
— Смею полагать так, сэр, — Дринкуотер чувствовал, что командир доволен.
— Ради своего собственного спокойствия, прошу вас принести клятву в том, что ничего из услышанного здесь не будет разглашено за этими переборками, — голос Гриффитса звучал мягко, но настойчиво, а взгляд был непреклонен. Дринкуотер прогнал всплывшие в памяти ужасные события. Ему вспомнилась другая секретная миссия, много лет назад — тогда все закончилось бойней в болотах Каролины. Он вздохнул.
— Даю слово королевского офицера, — Дринкуотер посмотрел в глаза капитану. Последний не оставил без внимания секундную заминку. Он успокоился. Значит, у парня есть и опыт.
— Да йаун, — пробормотал он. — Наш куттер находится в непосредственном распоряжении Адмиралтейства. Мне, как видите, нести службу особого рода. Перед нами стоит задача выполнять специальные поручения правительства в указанное время и в указанном месте французского побережья.
— Понял, сэр, — воскликнул Дринкуотер, хотя на самом деле это было не так. Пытаясь выведать еще что-нибудь, он спросил. — И приказы вам отдает лорд Дангарт, сэр?
Гриффитс посмотрел на него так, что Дринкуотер испугался, что допустил оплошность. Его щеки стали заливаться краской, но тут Гриффитс сказал:
— А, я совсем забыл, вы же знакомы с ним по «Циклопу».
— Да, сэр. Он здорово изменился. Впрочем, с момента нашей встречи ведь уже столько лет прошло.
Гриффитс кивнул.
— Точно. И изменения эти вам кажутся пугающими, не так ли? — Дринкуотер кивнул, удивляясь, как Гриффитсу снова удалось в точности выразить его мысли. — У него жена умерла при родах, вы знали?