Это была деревянная кукла. Блестела она потому, что была одета в длинную кольчугу и металлический шлем. За ней Адела теперь различила вторую куклу, облаченную в кожаную рубаху, которую надевают под кольчугу. На стойке лежало седло с высокими луками; к нему был прислонен длинный шипастый щит; рядом, на раме, – огромный, с широким лезвием меч, два копья и булава. Адела чуть задохнулась. Должно быть, это амуниция Хью де Мартелла.
Она не собиралась ничего трогать. Кольчуга и оружие были тщательно смазаны маслом, чтобы их не поразила ржавчина; при слабом свете Аделе было видно, что все пребывает в совершенной готовности. Ни одно звено кольчуги не было смещено. В воздухе стоял смешанный запах масла и кожи, металла и смолистой стружки, который она нашла странно возбуждающим. Инстинктивно она подалась к одетой в доспехи кукле, вдыхая ее запах, почти прикасаясь к ней.
– Мой дед пользовался боевым топором.
Голос раздался так неожиданно, буквально в дюйме от уха, что Адела чуть не закричала. Она подпрыгнула и резко повернулась, едва не коснувшись при этом груди Хью де Мартелла.
Тот не шелохнулся, но издал смешок:
– Я напугал вас?
– Я… – Она попыталась перевести дух и почувствовала, что сильно покраснела; сердце бешено колотилось. – О mon Dieu! Да.
– Мои извинения. Я умею ходить бесшумно. Сперва, при этом свете, я принял вас за вора. – Он так и не сдвинулся с места.
Она вдруг осознала, что одета только наполовину. Что ей сказать? Мысли разбегались.
– Боевой топор? – Это были последние слова, которые отпечатались в ее памяти.
– Да. В конце концов, мы, нормандцы, все до единого – викинги. Дед был человек дюжий, рыжеволосый. – Он улыбнулся. – Темные волосы достались мне от матери. Она была родом из Бретани.
– Вот как… Я вижу. – Она не видела ничего, кроме его кожаного джеркина. Знала только, что он сделал паузу, прежде чем заговорил.
– Ведь вы постоянно что-то исследуете? Сначала в Нью-Форесте, теперь здесь. В вас живет дух авантюризма. Это весьма по-нормандски.
Она подняла к нему лицо. Он улыбался, глядя сверху.
– А вы не авантюрист? – спросила она. – А может, вам и незачем им быть.
Его улыбка исчезла, но он не показался разгневанным – лишь задумчивым. Конечно, он понял ее: обустроенные поместья, богатая жена; жалкий и вызывающий намек на утрату духа предков-викингов.
– Как видите, у меня много дел, – спокойно ответил он, и слова эти прозвучали с хладнокровной властностью, с силой, которую он излучал.
– Я поставлена на место, – сказала она.
– Хотелось бы понять, где ваше место. – На его лицо вернулось веселое выражение. – В Нормандии? В Англии?
– Полагаю, что здесь.
– Вы направляетесь в Винчестер. Это хорошее место для поиска партии. Туда прибывает множество людей. Возможно, мы снова встретимся в этой части страны.
– Возможно. Вы бываете в Винчестере?
– Иногда.
Теперь он на шаг отступил. Она поняла, что его глаза автоматически вобрали ее целиком. Он собрался уйти. Ей захотелось что-то сказать – что угодно, только бы задержать его. Но о чем говорить? О том, что он женился на богатой женщине, недостойной его? Что с ней ему было бы лучше? Куда, куда на Божьем свете заведет их связь?
– Идемте.
Он предлагал сопроводить ее наружу. Конечно, ей надо пойти и подобающе одеться. Она повиновалась и пошла впереди него на свет, проникавший в дверь. У самого порога он взял ее руку, уверенно поднял и нежно коснулся губами.
Жест вежливости в полутьме. Неожиданный. Она повернулась к нему. Грудь словно перехватило нечто похожее на боль. Всего на секунду у нее прервалось дыхание. Он наклонил голову. Она как лунатик вышла в яркий наружный мир, едва не ослепнув от света. Он повернулся запереть дверь. Она, не оглядываясь, направилась к дому.
День прошел спокойно. Бóльшую часть его Адела провела в обществе леди Мод. При встречах Хью де Мартелл держался учтиво, но несколько холодно и отстраненно.
И утром следующего дня, когда они с Вальтером отбыли в Винчестер, де Мартелл вел себя официально и был неприступен. Но на вершине хребта она оглянулась и увидела его высокую темную фигуру, которая смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду.