– Ребенок ожидается в начале лета, – сообщил он вдруг. – Мы ждали так долго.
– Да.
– Моя жена – замечательная женщина, – добавил он. – Отважная, нежная, добрая. – (Адела молча кивнула и на это. Что ей было сказать? Что ей известно: его жена робка, скудоумна и порочна?) – Она верна. Она предана мне.
В сознании Аделы с ужасающей живостью всплыло воспоминание о леди Мод, стоящей рядом с Тиреллом; зрелище того, как его рука касается ее груди.
– Разумеется.
Какой он добрый! По ее мнению, так он слишком хорош для леди Мод! Однако деваться Аделе было некуда, и она молча потакала его самообману.
На обратном пути к ее дому они сказали немногим больше и подходили к городским воротам, когда увидели конный отряд и среди всадников безошибочно узнаваемую внушительную фигуру еврея.
Мартелл устремился вперед, но резко остановился и обернулся.
– Моя дорогая леди Адела, – он взял ее руки в свои, – благодарю, что разделили мое общество в такое время. – Он с подлинной нежностью заглянул ей в глаза. – Ваша доброта так много значит для меня.
– Это был сущий пустяк.
– Что ж… – Он замялся. – Я знаю вас совсем немного, но чувствую, что могу говорить с вами.
Говорить с ней… Взглянув на его мужественное лицо со следами печали, она еле удержалась, чтобы не сообщить правду. Ей ужасно хотелось сказать: «Вы беспокоитесь о женщине, которая вас совершенно недостойна». О небеса, подумала она, будь я на месте леди Мод, то любила бы вас, чтила бы вас! Она была готова прокричать это.
– Я всегда буду рада помочь вам в любое время, – ответила она просто.
– Благодарю вас. – Он улыбнулся, почтительно наклонил голову и решительно зашагал по направлению к всадникам.
Больше она не увидела его. Еврейский врач уехал с ним и вернулся неделей позже, обязанный, как она узнала, оставаться в Винчестере до Пасхи, на которую ожидали прибытие короля. Адела порасспросила и выяснила, что, хотя леди Мод была еще жива и чудом до сих пор не потеряла дитя, еврейский врач не сумел сказать, выживет она или нет.
Прошли еще дни. Слегка потеплело. Адела все размышляла и размышляла.
Затем рано утром, оставив хозяйке письмо, она в одиночестве выехала из Винчестера. В письме, намеренно расплывчатом, она умоляла подругу молчать и обещала вернуться к завтрашним сумеркам, но не сообщила, куда направляется.
Годвин Прайд был весьма доволен собой. Он стоял у своего дома, держа в руках веревку, к которой была привязана бурая корова. На это взирали его жена и трое детей. С интересом смотрела и сидевшая на изгороди малиновка.
Семья Годвина Прайда перезимовала довольно неплохо. В конце осени он забил бóльшую часть свиней, которых откормил желудями, и засолил мясо. От кур были яйца, от нескольких коров – молоко; имелись сушеные овощи и яблочное варенье. Как член общины Нью-Фореста, он также мог пользоваться правом добычи торфа, и это обеспечивало его семью топливом. Прайды уютно устроились в своем домике, их немногочисленное поголовье скота пережило зиму, и весну Годвин Прайд встретил в хорошем настроении.
А еще он купил новую корову.
– Приобретение было выгодным, – заявил Прайд, вернувшись из Брокенхерста.
– Да ну? Сколько же ты заплатил? – спросила жена.
– Не переживай. Это было выгодно.
– Нам не нужна еще одна корова.
– Она знатно дает молока.
– А ходить за ней придется мне. Так откуда ты взял деньги?
– Не думай, забудь.
Она сохраняла подозрительный вид. Дети молча глядели. Малиновка на изгороди тоже казалась слегка озадаченной.
– И куда мы ее денем?
Зимой, имела она в виду. Он что, построит новый коровник? Для еще одной коровы на их маленьком участке действительно не было места. Поскольку в прошлом году его поймали на незаконном огораживании, она надеялась, что муж не попытается увеличить его вновь.
– Тебе нельзя расширять участок, – сказала жена.
– Не тревожься. У меня есть еще кое-что на уме. Я все это обдумал. Все.
И хотя Прайд отказался откровенничать, он выглядел как никогда довольным собой. Даже малиновка, казалось, пребывала под впечатлением.
И ему не причинял ненужного беспокойства тот факт, что он приобрел корову, повинуясь порыву, что плана не было, не было и никакой идеи, где разместить ее на следующую зиму. Впереди были слишком долгие весна и лето, чтобы думать об этом. Иногда, как отлично знала жена, он вел себя как маленький мальчик. Но если она собиралась спорить дальше, то шанс ей не представился.
Так как именно в этот момент появилась Адела, которая направила к ним свою лошадь.