— Ты — само совершенство, — проговорил он хрипло, и его ладонь осторожно накрыла ее грудь. — О, небеса, — сказал он, взвешивая округлость ее плоти в своей руке. — Я должен теперь же все прекратить. — Но он снова осторожно прикоснулся к ней, слегка сжимая ее сосок большим и указательным пальцами. Она закинула голову. — Скажи, чтобы я остановился, — потребовал он.
Лили попыталась открыть глаза. Веки ее отяжелели. Да и не только веки. Все ее тело налилось томной тяжестью. Она чувствовала, что ее грудь набухла в его руке. Она никогда не предполагала, что ей может быть так хорошо. Что-то подсказало ей, что этот момент был драгоценным, одним из наиболее драгоценных в ее жизни.
— Не сейчас, — сказала она, изумляясь, что ее голос звучал уверенно и ровно. — Не останавливайся.
Еще не сейчас.
— Лили, — шепнул он и опять отстранился от нее, уронив руку.
Внезапно она поняла, что если не сделает чего-то, причем быстро, то все так и закончится. И каким-то образом она точно знала, что должна сделать. Лили сдвинула бретельку с другого плеча. Нежные кружева слетели на пол, грациозно собравшись вокруг ног, и на ней не осталось ничего, кроме туфель, чулок, пояса для подвязок и узких трусиков.
Ролли отступил, приложив руку к сердцу, его рот открылся, и он окинул ее жадным взором.
— О, небеса!
Его голос звучал так, будто он задыхался, и на мгновение Лили испытала сумасшедшее желание смеяться без остановки, но Ролли снова приблизился и обвил сильными руками ее талию. Ее обнаженное тело казалось шелковистым и податливым рядом с его напряженным телом. Его джинсы и рубашка были шершавыми и прохладными, но она знала, что огонь, обжигающий жар таится под ними. Она протянула руку к его груди, отчаянно желая почувствовать этот жар.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — спросил он сквозь стиснутые зубы, отдернув от нее руки.
— Нет, — призналась она. — Я только знаю, что хочу этого.
— Ох, Лили, — снова шепнул он хриплым голосом, и его губы, нежные и горячие, сомкнулись с ее губами, одна рука легла ей на затылок, другая — на талию.
Его пальцы двинулись вниз от ее затылка, и он ощутил все выпуклости и впадины ее трепетного тела. Лили положила руки на его плечи и встала на цыпочки, прижимаясь к нему. Он застонал, и его руки сомкнулись вокруг нее. Она гладила его шею, еще теснее прижимаясь к его груди. Ей показалось, что она плавится, превращаясь в сироп, горячий, сладкий и густой, как нагретая патока, и никогда еще она не была столь уверена в том, что все происходит так, как должно происходить.
Он долго обнимал ее, целуя губы, лицо, шею, плечи. Он ласкал ее гибкое тело дрожащими руками, давая ей понять, как сильно хочет ее. Каждый ее вздох, каждое прикосновение кончиков ее пальцев к его коже, каждый поворот ее тела, каждое движение ее губ говорили о том, что она желала отдать ему все. Она знала, что он понимает это, но знала также, что он не готов принять ее дар. И это разбивало ей сердце.
Роланд очень хотел ее. Ох, как он хотел смести последние преграды и овладеть ею хоть у стены, хоть у двери, хоть на полу. Он хотел потеряться в ее жаждущем теле… но это было невозможно из-за лжи, которая разделяла их. Он знал, что Лили заслуживала большего, чем он способен ей дать. Был момент, когда он едва не забыл обо всем, но чем дольше он обнимал Лили, тем сильнее становилось его желание и тем яснее Роланд понимал, что он не имеет права предаваться удовольствиям за ее счет. Как бы сильно Лили ни желала его в этот миг, она не могла подарить ему лишь свое тело, не подарив и сердца. А это было для него слишком щедрым даром, и он не мог принять его.
И он сделал то, что должен был сделать, хотя далось ему это с неимоверным трудом: осторожно, понемногу, прерывая поцелуй и ослабляя объятия, он наконец смог оторваться от Лили, закрепив свое решение судорожным вздохом. Боже, как она была прекрасна! Ее золотисто-розовая кожа светилась.
Груди казались слишком полными и тяжелыми для ее нежных плеч и стройного тела. Талия была немыслимо тонка, а ноги — длинны и стройны, руки само совершенство. А лицо! Чудное лицо в сиянии золотистых волос, ниспадающих на плечи. Лили была прекрасна, и она хотела его так сильно, как никогда не хотела никакого другого мужчину, но он должен был дать ей уйти.
Отводя глаза, он отошел от Лили, наклонился и подобрал с пола ее платье. Роланд держал его за бретельки и отряхивал невидимые пылинки неуклюжей рукой, затем повернулся — Лили стояла, скрестив руки на груди; он улыбнулся, увидев это запоздалое проявление скромности. С трудом, пытаясь не смотреть на ее тело, он поднял платье над ее головой.
Медленно, судорожно она разомкнула руки и продела их в бретельки. Платье скользнуло вниз. «Вот, подумал он, проводя по кружеву пальцами, — дорогая, прекрасная одежда для дорогой, прекрасной женщины». Закрыв глаза, он сказал:
— Я хочу, чтобы ты ушла.
Когда он открыл глаза, он увидел ее умоляющий взгляд. Но любить ее значило привести ее к краху.
Любить ее было нечестно, жестоко. Вступить же с ней в связь без любви было совершенно немыслимо.
— Возвращайся во дворец, — сказал он грубовато. Возвращайся на вечеринку.
Лили поднесла руку к губам, которые прежде были красными от губной помады, а теперь от его поцелуев, и пошла к двери, с трудом передвигая ноги.
У двери она повернулась, будто хотела что-то сказать, и он увидел смятение в ее глазах.
— Это совсем не значит, что я не хочу тебя, — выдавил он надломленным, прерывающимся голосом. Это значит, что я не в состоянии предложить тебе так много, как тебе нужно.
Она подняла подбородок и внезапно стала выглядеть по-королевски. Знала ли принцесса о том, как походила на нее ее служанка? Не только имя у них было одинаковым.
— Это очень плохо, — мягко сообщила ему прелестная Лили. — Ведь я уже привыкла получать от тебя все, чего хочу. — С этими словами она повернулась и зашагала прочь, размахивая руками.
— Что же делать, моя прекрасная, милая Лили, тихо произнес он. — Так уж я устроен.
Она должна соблазнить Ролли Томаса. Ничего другого не оставалось. Ей необходимо преодолеть его опасения, и Лили знала лишь один способ сделать это: проникнуть к нему в постель, чтобы привязать его к себе всей силой их обоюдного желания, чтобы он не смог — нет, чтобы он не сумел — оторваться от нее. И она должна сделать это обязательно до того, как он обнаружит, кто она на самом деле.
Знать бы только, как все это устроить!
Она ведь почти разделась и подала себя на серебряном блюде, а он лишь снял пробу и отослал блюдо обратно на кухню. Теперь она должна как-нибудь разжечь его аппетит, чтобы у него потекли слюнки и он забыл все причины, по которым не должен предаваться наслаждению. Если потребуется, она будет кокетничать, намекать, завлекать. Но ей оставалось только молиться, поскольку она не имела ни малейшего представления, как это сделать.
Она и не ждала, что молитвы помогут. Несомненно, то, что она хотела сделать, было греховно. Но Лили каким-то образом смутно сознавала, что поступает правильно. Она принадлежала Ролли Томасу, и он принадлежал ей. Она знала это в глубине души и верила этому всем сердцем.
Логично было начать с гардероба. Она вытащила парадные, затем просто строгие и приличные платья и зашвырнула их в самый темный угол кладовки. Затем она начала примерять оставшиеся вещи и оставлять те, в которых казалась себе обольстительной.
Хотя штат горничных был удвоен, на это ушло три дня. В результате в ее гардеробе остались только такие вещи, которые она прежде считала слишком маленькими, слишком открытыми и слишком простыми.
Далее следовало воспользоваться знаниями более опытных гостей — женского пола, разумеется. Для этого в своих личных апартаментах Лили организовала сборище болтливых, сплетничающих, хихикающих женщин, которых обычно избегала. Это мероприятие называлось «чай». Не составило большого труда перевести разговор сперва на одежду, потом на мужчин, затем перейти к обсуждению влияния женской одежды на поведение мужчин. Вскоре они начали, как дети, играть в переодевание. Леди Маргарет Данлеви, которую подруги звали Мэгги, взяла на себя роль консультанта по модам для романтически настроенных натур. К тому времени, как чайник успел остыть, она подобрала для Лили десяток рискованных нарядов, предназначенных для того, чтобы волновать мужчин и распалять их воображение, хотя, если говорить честно, на долю воображения уже почти ничего не оставалось. Лили боялась, что у нее не хватит смелости надеть некоторые из этих нарядов, но была благодарна за советы. К своему удивлению, она нашла применение даже некоторым вещам, висевшим у нее в гардеробе без надобности.