Мариза глядела в окно кареты, чтобы не встретиться взглядом с мужем. О чем он думает, так пристально разглядывая ее? О том, какой увидит ее без одежды? Может быть, она не выдержит сравнения с Барбарой Каслмейн или еще какой – нибудь женщиной? Или мужчину воспламеняет любое женское тело?
Но к чему эти мысли? Они теперь – венчанные муж и жена. Брачный контракт включает общую постель, но вовсе не обязательно, чтобы один партнер желал другого. Таких пунктов в контракте нет.
Мариза отвернулась от окна. А что она вообще знает о желании, о плотской любви? Но, решила она, наверное, это к лучшему – то, что радости постели ей незнакомы. Стало быть, если она не обретет их в супружестве, то не испытает разочарования. Но разве она знает, как проявит себя кровь, текущая в ее жилах? Горячая кровь Фицджеральдов может потребовать горячей любви!
«Нет, – решила она, – любви она, конечно, в этом браке не получит. Лучшее, на что она может надеяться – нежность и заботливость. А может быть, и на это нельзя рассчитывать.»
Перед ними появился дом Деррана, окруженный каменной стеной и деревьями. Карета подъехала к самому входу, дежуривший там подросток лет четырнадцати вскочил и открыл дверь. Через минуту в дверном проеме появились экономка и лакей с фонарем, который он держал в руке, пока другой лакей помогал Маризе выйти из кареты. Она встала, ожидая мужа, и услышала подавленный вздох экономки, увидевшей Бьюкенена, медленно выходящего из кареты. Ночная сырость свела ему ногу приступом резкой боли, и он с трудом захромал к дверям, тяжело опираясь на палку с золотым наконечником. Маризе показалось, что он может упасть, и она сказала ближайшему к карете лакею:
– Помогите моему мужу…
Бьюкенен отстранил лакея резким жестом.
– Как хотите, супруг мой, – согласилась Мариза и начала подниматься по лестнице.
– Как вы узнали о нашем приезде? – спросила она экономку, входя в холл.
– Прибыл королевский гонец из Уайтхолла и сообщил нам, что вы и ваш супруг прибудете после свадебного ужина… – Дородная женщина испуганно глядела на Бьюкенена, поднимавшегося по лестнице; его палка на каждой полированной ступеньке делала резкое «клик».
– Я распорядилась приготовить для вас не ваши покои, а комнаты старого хозяина, они просторнее… Они готовы, миледи, и вас ждет там горничная.
– А моя кузина, леди Брайенна?
– Она спит, миледи. Разбудить ее?
– Нет, увижусь с ней утром.
– Поднос с едой и пуншем на столе. Что – нибудь еще нужно, миледи?
– Ничего, миссис Четем, спасибо.
– Тогда я желаю вам доброй ночи, миледи. – Миссис Четем неуклюже присела перед Бьюкененом и пробормотала:
– Желаю вам радости под кровом этого дома, милорд.
Кэм был уверен, что старая экономка желала бы никогда не видеть его под кровом этого дома. С первого взгляда она решила, что ее госпожа вышла замуж за Чудовище. Он уже привык, что люди смотрят на него с ужасом, но каждая новая царапина прибавляла душевной надсады, хотя он никому не показывал этого.
Бросив взгляд на широкую лестницу, ведущую на второй этаж, Кэм поклонился Маризе и сказал:
– После вас, мадам.
Мариза вошла в большую комнату, которая была когда-то спальней ее родителей. Нахлынули воспоминания. Она обвела взглядом стены: у камина по-прежнему висел ее портрет ребенком, на другой стене – два меча, подаренные королевой Елизаветой одному из предков Маризы, Тристаму Фицджеральду, на свадьбу. Мариза слышала, что он заслужил подарок королевы успешным применением орудия другого рода, может быть, это была не только семейная легенда, ведь любовников у Великой Королевы было множество.
Мариза услышала легкий вздох и поняла, что она – не одна в комнате. Свернувшись клубочком, в кресле дремала ее горничная, Чарити. Мариза слегка тронула ее за плечо.
– О, простите, миледи, – прошептала девушка.
– Пустяки. Помоги мне переодеться и иди спать.
Чарити расшнуровала корсаж Маризы, и платье упало к ногам молодой женщины. Чарити подняла его, перекинула через спинку кресла, расшнуровала корсет и сняла со своей госпожи несколько нижних юбок. Мариза стояла на ковре обнаженная, пупырышки выступили на ее атласной коже. Чарити быстро погрела перед камином и подала ей просторное домашнее зеленое платье из тончайшей шерсти, отороченное бобровым мехом. Потом она вынула шпильки из тугого узла каштановых волос Маризы, та с облегчением встряхнула головой, взяла со столика гребень и стала расчесывать густые пряди, закрывшие спину, и локоны, падающие на щеки, завитые утром стараниями Чарити. Потом Мариза взяла стакан уже остывшего пунша и выпила глоток за глотком.
«Ее брачная ночь – не такая, как у других, – думала она. – Она откроет свою наготу только мужу, оставшись наедине с ним. Никто не потребует от нее, чтобы она предстала перед супругом такой, как ее создал Господь Бог, – она решится на это сама. Он увидит, что она полна решимости и не боится».
Она подпоясала платье золотым шнуром; ткань нежно прильнула к телу.
– Иди, Чарити, – сказала Мариза. – До утра мне ничего не понадобится.
Уже дойдя до дверей, служанка обернулась и сказала:
– Пусть дарует вам здорового сыночка, миледи!
«Да, – подумала Мариза, – будущий граф Дерран… Он должен быть зачат достойным образом…»
Подойдя к узкой двери, ведущей в гостиную, Мариза слегка приоткрыла ее, вернулась к кровати и села на ее край в изножье. Через минуту она услышала стук мужских сапог и поднялась, чтобы предстать перед своим супругом. Она развязала пояс и спустила с плеч зеленое платье, соскользнувшее к ее ногам. Атласная кожа засияла в свете свечей.
– Входите, мой супруг, – сказала она нежным голосом, протянув руку навстречу входящему, – ваша жена готова быть вашей утехой.
ГЛАВА 3
«Злобная сука! Все женщины – злобные суки! – Кэм задыхался от ярости. – Придумала, как больнее укусить: „готова быть вашей утехой“. Дает понять язвительной насмешкой, что сама-то она, отдаваясь Чудовищу, никакой утехи не получит…»
Ее слова падали в его душу кристалликами соли, зажигающей боль в полузаживших ранах. «Быть вашей утехой». Эти слова вызывали воспоминания о бесчисленных женщинах, нежно шептавших ему нежности, – но он теперь-то был другим, и слова эти стали ложью!