Восхищаясь бытовыми подвигами Гарри, новоявленная кандидатка в губернаторы не щадила и себя: она отказалась от машины и в обеденное время, вызывая удивление у посетителей и страх у работников – «О, Всемогущая, неужто проверка!» – наведывалась в организованную ею самой столовую для бездомных. Она ела там всё то же самое, что накладывали бомжам, в прямом смысле «делила хлеб с народом», но зато – лицо Онки и краткие тезисы её предвыборной программы теперь гордо красовались на огромных рекламных щитах в центре Атлантсбурга.
«Зачем ей всё это нужно?» – нередко удивлялся про себя Гарри, – «Не лучше ли жить спокойной нормальной жизнью, быть счастливыми, ездить к морю каждое лето, пусть не в пятизвездочный отель, но вместе, с отключенными телефонами, чтобы только море, солнце и любовь? Как можно вообще хотеть власти? Это же такое чудовищное бремя». Он осмелился поделиться своими мыслями с Онки.
– Бремя? – повторила она, – пожалуй. Но раз власть бремя, значит должен найтись кто-то, кто согласен его нести. И кто сможет его вынести.
– Но почему ты думаешь, что ты – тот человек, который должен нести бремя?
– Потому что я этого хочу.
Иногда Гарри казалось, что его жена – сумасшедшая. Он боялся этой мысли и всегда поправлял себя: каждый человек в чём-то не похож на остальных, и любую странность, особенность, уникальность, особенно если смотреть недоброжелательно, можно назвать безумием.
Несколько лет день за днем Гарри узнавал Онки Сакайо и понял про неё самую главную вещь: она фанатик, настоящий фанатик – её абстрактные великие идеи и цели, непомерно высокие для простых смертных, для неё гораздо важнее, чем самые родные и близкие люди. Да, подобные Онки рождаются, чтобы светить целому народу, но вот в собственной семье они зачастую чадят хуже самой жалкой свечки – такие герои, показывающие величайшее благородство в Деле, в быту порой проявляют себя величайшими негодяями…
Глава 3
1
Чем дольше Тати оставалась в Хармандоне, тем сильнее начинала привязываться к этой противоречивой экзотической по-своему прекрасной стране. Императорское богатство владелиц нефтяных скважин контрастировало здесь с нищетой и неустроенностью – прогуливаясь на автомобиле в окрестностях Хорманшера, Тати часто видела на улицах полуголых, чумазых, одетых в лохмотья детей, страдающих недоеданием – их болезненная худоба, непропорционально огромные головы, ручки и ножки, похожие на веревочки с узелками, недостаточный рост обращали на себя внимание. Тати часто тормозила машину, чтобы дать этим несчастным чего-нибудь – прихваченные с собой из отеля сандвичи, воду или молоко – сначала она отдавала им лишь предназначенное для перекуса в течение дня, а потом стала покупать продукты специально перед тем, как выехать за город. В отличие от северных горных районов Хармандона, где жители занимались сельским хозяйством и могли прокормиться за счёт земли, на юге приходилось тяжело; в то время как зеленые благодатные склоны гор давали по нескольку урожаев в год, пустыня только отбирала у людей последнее, насылая на их пересохшие сады жаркие пыльные ветра.
Тати Казарова никогда прежде не задумывалась о красоте природы. Она воспринимала её как нечто само собой разумеющееся, как фон. Она не удивлялась мелким кристальным росинкам на траве в усадьбе, где проводила с Аланом долгие сладостные ночи, не рассматривала завороженно крупных виноградных улиток, что заполоняли сад после каждой теплой грозы – Тати шла по ним, словно по мелким камушкам, бывало, не замечая тихого хруста их хитиновых домиков – она с детства привыкла восхищаться исключительно рукотворными чудесами: роскошными вещами, причудливой архитектурой, изысканными интерьерами, дорогими машинами, ювелирными изделиями – всем тем, что люди покупают за деньги… И Тати нельзя было в этом винить – большинство молодых девушек её круга никогда даже не видели улиток, разве только в модных аквариумах у своих друзей и подруг, гораздо больше их интересовали товары и услуги – а родители всячески способствовали развитию у детей таких приоритетов. Видимо, многие из них считали, что пристрастие к материальному послужит детям хорошей мотивацией к труду, защитой от лени и вольнодумства. «Тот, кому нравится тратить деньги, будет с большим рвением искать способы их заработать, чем бескорыстный созерцатель, погруженный в абстрактные размышления». Мать Тати любила повторять ей, что люди, не озабоченные бытом: философы, поэты, художники, фанатичные ученые – если, конечно, им не повезет создать мировой шедевр или сделать великое открытие, рискуют умереть в нищете и болезнях. Бедность была самым страшным кошмаром матери Тати, она рисовала её девочке самыми черными красками, как чудовище, но в действительности эта женщина ничего о бедности не знала и не могла знать. Для неё нищета существовала в виде невозможности ездить на автомобилях, необходимости обращаться в социальные службы, выстаивать очереди, лечиться в бесплатных больницах, есть дешевые продукты и работать на складах и на стройках. Мать Тати и представить себе не могла настоящей бедности, когда у людей нет ни денег, ни еды, ни возможности трудиться, и даже бутылка обыкновенная пресной воды, даже мутной и отдающей железом, представляет для них большую ценность. В Атлантсбурге просто не было нищих. Существовали благотворительные фонды, пособия по безработице, приюты для бездомных, льготные программы в сфере здравоохранения и образования…