Девушка в кожаной куртке с заклёпками тренькала на гитаре. Перед нею на газоне лежал берет, полный мелочи.
Мальчик с красноглазым белым голубем на плече приставал к гуляющим в надежде, что кто-нибудь захочет сфотографироваться с его ручной птицей. Девочка лет пяти шумно училась кататься на велосипеде.
Всё это были люди. Тот самый "народ", за который ежедневно радела Онки.
Она пересекла сквер и спустилась на набережную. Здесь было непривычно тихо. Шум машин остался наверху, он висел над набережной как дым – будто не дотягивался до воды.
На самом краю каменной набережной, подстелив лёгкую красную куртку и свесив вниз ноги в кедах, сидела девушка. Она нашаривала подле себя мелкие камушки и, щедро размахиваясь тонкой голой рукой, швыряла их в канал. Онки подошла и молча встала рядом.
Девушка сделала ещё пару бросков и взглянула на неё:
– Вот это встреча! – просияла она, лихо вскакивая и отряхивая джинсы, – А я голосовала за вас!
– Спасибо, – машинально протягивая руку, промямлила Онки, смущенная внезапным горячим приветствием, – как вы сами изволите видеть, к сожалению, не помогло.
Девушка непринужденно помочила ладони в канале, потрясла ими, вытерла их о белую футболку с чёрной надписью "Я ФИЗИК" и ответила на рукопожатие.
– Вы действительно физик? – спросила Онки.
Девушка гордо оттопырила ткань на груди, демонстрируя надпись. Ростом – пигалица. Стриженная головка, шейка-кочерыжка, ротик-веревочка, умные серые глаза. На вид ей дашь лет восемнадцать, не больше.
– Холли Штутцер. Специалист по динамике состояний холодной плазмы. Бывшая сотрудница АЦИАЯ.
По интонации, с которой произнесена была последняя фраза, Онки поняла: не она одна сегодня лишилась всего – работа в самом АЦИАЯ, прославленном на родине и зарубежом, известное дело, для научного сотрудника всё равно что родня… или любовь…
Над водой повисали чайки. Мирно шелестела автодорога. Две женщины стояли на набережной. У каждой из них был свой способ переживания потери: одна вглядывалась в лица, другая кидала камни. Разными дорогами шли они к одной цели – обе пыталась стерпеть оплеуху судьбы. И в этом загадочном состоянии они встретились – мгновенно возникшее взаимопонимание сблизило их.
– Как всё было?
– Вопиющая несправедливость. Самостоятельное представление на высшем уровне проекта, не снискавшего одобрения руководства.
– Разберемся… – туманно посулила Онки. И мысленно пообещала себе сделать для новой знакомой всё от неё зависящее. Как всегда.
Глава 6
1
Селия шай Сулугур была исключительно красива: черное солнце – ослепительная брюнетка с ровной смуглой кожей и чёрными как нефть глазами, ресницами, широкими бровями вразлет…
Когда она где-нибудь появлялась, взоры со всех сторон устремлялись на неё: она фокусировала их, точно линза, и не только потому, что владела скважинами на шельфе. Её новые фотографии разлетались по информационным сетям подобно листьям на ветру.
Но Кузьме до этого не было пока никакого дела: уж больно мерзкий, с его точки зрения, у Селии был характер. Она держала своего потенциального мужа в строгости, а ему, как водится, казалось, что она перегибает палку.
Бывало, негодуя на свою будущую супругу, он запирался в своей комнате. Забившись в углу, глотал злые слезы, шепотом проклинал Селию самыми страшными словами, какие знал, и клялся самому себе сбежать от неё, как только появится малейшая возможность.
«Что ни день она наказывает меня за разные провинности, порой незначительные совсем, придирается ко всему, лишь бы найти повод… Что бы я ни сделал… фарфоровую чашку разбил, каких у неё пруд пруди, случайно не поклонился ей в знак приветствия, не согнал Принца с её любимого кожаного кресла…»
Селия не применяла к Кузьме телесных наказаний, пока он был ребенком: она начала пороть его недавно. Пусть это было не слишком серьезно – на коже оставались обычно только горячие розовые полоски, Селия иногда даже дула на них, чтобы облегчить участь провинившегося. Порка в первую очередь была унизительной процедурой для созревающего юноши: Кузьме приказывалось спустить штаны и лечь лицом вниз. Селия брала связку тонких кожаных ремешков и…
Кузьма привык к этому ощущению. Не боль, скорее – жар. И потом – несколько быстрых, нежно холодящих прикосновений женских пальцев – как будто извиняющихся…