За исключением койки, сесть было некуда, поэтому мы с Милкотом разговаривали стоя. Меня потрясло, насколько он изменился. На нем был все тот же завитой парик, но теперь он спутался и свалялся. Я заметил на щеке Милкота кровоподтек. Бледный, небритый и неопрятный, он был одет в мятую, покрытую пятнами одежду.
– Вы мой первый посетитель, – заметил Милкот. – И возможно, единственный. Зачем вы пришли? Должно быть, вы принесли мне дурные вести.
– Я пришел, потому что хотел поговорить с вами, – ответил я. – В сносных ли условиях вас содержат?
– В терпимых. Еду приносят дважды в день. Полагаю, тюремщики в нее плюют. Но бо́льшую часть времени они оставляют меня в покое, а это уже само по себе немало.
– Скажите, вы убили не только Олдерли, но и Горса? – задал вопрос я.
– Я оказался в отчаянном положении. – Тон Милкота был почти скучающим, будто он говорил о деле, не имевшем лично к нему ни малейшего отношения. – Тем вечером я шел к вам, чтобы предупредить: двое проходимцев, нанятых Бекингемом, снова объявились возле Кларендон-хауса. До вашей двери оставалось всего несколько шагов, и вдруг я заметил, что за мной кто-то следит. Я устроил засаду на соглядатая. А когда оказалось, что это Горс, я…
– Вы убили его, чтобы раз и навсегда заткнуть ему рот, – продолжил я.
Милкот нахмурился:
– Разве я мог поступить по-другому? Горс не оставил мне выбора. Он был главным свидетелем против меня. Этот слуга требовал все больше денег, угрожая, что отправит лорду Кларендону письмо, в котором разоблачит меня. Поэтому я ударил его ножом, а тело бросил в реку. Добраться с ним до берега было нетрудно – я приехал верхом и просто закинул труп на лошадь. К тому времени почти стемнело. Возникни у прохожих вопросы, я сказал бы, что везу домой пьяного друга. Однако я никого не встретил.
– Спускаясь с трупом к реке, вы очень рисковали. Вас легко могли заметить.
– Зачем пользоваться Савойской лестницей, когда рядом пристань Сомерсет-Ярд? В такой поздний час там не оказалось ни души. Вода стояла высоко, к тому же был отлив.
– И все-таки вам крупно повезло.
– Повезло? – Милкот обвел камеру широким жестом. – И это вы называете везением? Нет, просто у меня не оставалось другого выхода, и я сделал то, что мог. Во всем виноват Горс. Во всем. Однажды вечером он заметил меня на Лав-лейн и догадался, зачем я туда пришел. Эти сведения он продал своему бывшему хозяину Олдерли. Они с самого начала были заодно. Вот как Горс получил место в Кларендон-хаусе.
– Ах вот оно что, – произнес я. – При помощи шантажа вас заставили дать Горсу рекомендацию. Один раз вы сказали, что этого слугу рекомендовала леди Кларендон, но позже вы забыли о собственных словах и начали себе противоречить, утверждая, что кандидатуру Горса предложили вы.
– Я не жалею о том, что Горс и Олдерли мертвы, – проговорил Милкот. – Оба были злыми людьми. Они принудили меня…
Осекшись, Милкот отвернулся к стене.
«Разве шантаж не худшее преступление, чем содомия?» – подумал я.
– К чему они вас принудили? – спросил я.
– Олдерли нужна была серебряная шкатулка из кабинета лорда Кларендона – я так и не узнал зачем. А еще оба требовали денег. – Лицо Милкота исказила гримаса. – Все больше и больше. Мне даже приходилось красть у его светлости… – Милкот снова повернулся ко мне. – Олдерли обещал, что, заполучив шкатулку, оставит меня в покое. Клялся честью. Но честь ему была неведома. Этот мерзавец солгал.
– Олдерли увидел госпожу Хэксби, когда она работала в павильоне, – догадался я. – Он тут же сообразил, что вы ему еще пригодитесь.
– Для меня это стало последней каплей. – Милкот закрыл лицо руками. – Олдерли жаждал ей отомстить. Он велел мне в субботу заманить госпожу Хэксби в павильон, когда разойдутся все работники. От меня требовалось придумать благовидный предлог – скажем, задержать ее, чтобы обсудить ход работ: позволит ли господину Хэксби здоровье выполнить заказ в срок? А еще Олдерли сказал, что крышка колодца должна быть убрана, а дверь павильона не заперта и калитка в саду тоже. И в тот момент я понял, как низко пал.
В камере воцарилась тишина. Снизу со двора доносились то окрики, то вопли, то смех.
– Я не мог допустить, чтобы Олдерли заманил госпожу Хэксби в ловушку. – Милкот встретился со мной взглядом. – Я не желал участвовать в подобном деле, сэр. Я притворился, будто согласен. Однако я не сказал госпоже Хэксби ни слова и подстерег Олдерли сам. Но этот негодяй догадался, что я задумал, и набросился на меня со шпагой. Я сбросил его в колодец, о чем нисколько не жалею. Я оставил тело в воде, чтобы Горс обнаружил его в понедельник утром. Впоследствии я опасался, что моя виновность будет очевидна всем. Запаниковав, я написал Чиффинчу трусливое письмо, обвиняя в убийстве госпожу Хэксби, и за это мне нет прощения.