Юстэс тогда решил раз и навсегда, что муж двоюродной сестры ему не нравится; как хорошо, что они все живут в Америке!
Радовался он недолго — Пэвенси перебрались назад в Англию, и Глозель словно ему назло продал свой дом и купил новый недалеко от школы, где учились Юстэс и Джил. Родители Юстэса были очарованы Сьюзен, по их мнению, единственной разумной из всех этих Пэвенси, потому в каждом письме настаивали на том, чтобы Юстэс сходил на чай к милой кузине и передал ей то-то и то-то. Глозель его посещениям искренне радовался, используя любую возможность, чтобы поиздеваться; однажды Юстэс малодушно позвал с собой Джил — та уже знала о Нарнии, и ей хотелось познакомиться с самой легендарной королевой Сьюзен, но Глозель и на нее произвел негативное впечатление.
— Отвратительный тип, — заявила Джил, когда они с Юстэсом покинули дом его родственников. Юстэс радостно закивал. — Но Сьюзен очень красивая, настоящая королева. И относится к нему тоже… красиво.
Юстэс поморщился, покосившись на нее, но не стал уточнять, хотя и сам ощущал какое-то необъяснимое тянущее чувство, когда смотрел на них. Сьюзен и Глозель общались взглядами, едва уловимыми жестами, говорили о непонятных вещах, о пиратах и старинных кораблях, а кабинет в их доме напоминал рабочее место какого-то профессора: куча старинных рукописей и писем со всего мира — они были настолько на своей волне, что даже среди друзей Нарнии казались несколько чуждыми. Раздражало то, как они касались друг друга мимоходом, обмениваясь взглядами — было такое же неприятное ощущение, как бывает, когда при вас кто-то говорит на незнакомом иностранном языке, причем поглядывая на вас, что дает понять: говорят именно о вас, но не понятно, что именно.
Но вряд ли что-то хорошее.
Теперь Глозель и Сьюзен, несмотря на возраст, сумели оказаться в Нарнии. Когда перед домом профессора остановился «Мерседес» со знакомыми номерами, Юстэс и Джил хором застонали, понимая, что теперь часа три проведут в компании не только мистера Керка и тети Полли. Автомобиль Глозеля был больше обычных, в него легко помещалось шесть человек; залезая на заднее сиденье, Юстэс заметил, что из рюкзака, что лежит у Сьюзен в ногах, торчит рукоять меча — и понадеялся, что Глозель даст оружие ему с собой. Как бы не так — теперь приходится ходить по лесам в компании тельмарина.
— Чем так нестерпимо воняет? — вдруг сказала Сьюзен, всегда нервно относившаяся к запахам, и подняла голову.
— Мертвая плоть, — сразу определил Глозель. — Но не пойму, что за животное.
Он вскочил на ноги, схватил пистолет, меч и скользнул в тень башни. Сьюзен торопливо подтолкнула Джил к двери, завела Юстэса туда же и захлопнула, а сама потянула Тириана к нише, похожей на ту, в которой спрятался Глозель. Гном Поджин, единорог Алмаз и игравший Аслана осел отбежали за башню.
Сначала ничего не происходило, только запах становился все сильнее, потом на краю поляны возник высокий силуэт, похожий на человеческий, но у него было четыре руки и птичья голова. Пришелец казался гораздо выше обычного человека.
— Меня призвали сюда, здесь мой раб, — прокаркало существо, остановившись перед башней; трава увядала вокруг него. — Где он? Приди ко мне.
— Я в тебя не верю, — раздался голос Глозеля; Юстэс и Джил приникли к щелям в деревянной двери. Видно им было немного, но достаточно: перед существом стоял Глозель, напряженный, в любую секунду готовый бежать. — И я тебя не звал. У меня нет богов. Иди и мсти тем, кто звал тебя без веры — вон туда, на север. Могу тебе имена перечислить, а я никогда тебе не молился, Таш.
— Ты отмечен мною, раб.
— Нет, я отмечен Тисроком, а эти знаки — символ власти над легионом Ташбаана, — Глозель сжимал пистолет, хотя вряд ли пули подействуют на такое существо, как Таш, но с оружием ему было спокойнее. — Я не оскорблял тебя молитвой без веры, я не взывал к тебе ни в трезвости, ни в беспамятстве.
— Он не раб, — внезапно вышла из своего укрытия Сьюзен, глаза ее полыхали гневом. — И тем более не твой, — добавила она уничижительно. — Ты отвратительный демон, и у тебя нет власти ни надо мной, ни над ним. Твои рабы на севере, по молитвам их узнаешь их.
Тириан хотел выйти вслед за ней, но ноги одеревенели. Сьюзен же не высказывали ни толики страха, в отличие от Глозеля, она даже не готовилась бежать.
Таш внезапно разразилась хриплым хохотом, одной рукой обхватив голову, другой — показывая на Глозеля, нижней парой схватившись за живот.
— Ты не веришь в меня! — птичья голова повернулась так, чтобы глаз смотрел прямо на Глозеля. — Но я перед тобой.
— Я знаю, — отозвался Глозель. — Но вера не имеет к знанию отношения. У меня нет богов и королей.
— Лишь королева, — Таш наклонила голову резко, по-птичьи, глаза ее на миг подернулись пленкой. — Я одарю тебя за храбрость. Тебя ждет великолепная смерть, человек без веры. Ты вознесешься высоко и не упадешь, обернешься в пурпур, и золото сверкнет на твоей груди.
— Стало быть, я умру королем, — усмехнулся Глозель. — Благодарю за щедрость, проявленную за мою правду. Долг закрыт.
— Долг… — повторила Таш. — Ты тархистанец не по крови, человек без веры, — она повернулась к Сьюзен. — Ты переживешь его ненадолго и последуешь за ним.
— Отрадно слышать, — отозвалась Сьюзен. — Мой муж умрет во славе, и я вместе с ним. О нас сложат прекрасную песнь.
Таш исчезла, и Юстэс с Джил вывалились из башни прямо под ноги Тириану, тот подхватил их, потом повернулся к Сьюзен и Глозелю. Глозель стоял на коленях возле башни, схватившись рукой за выступ, руки у него тряслись. Тириан его вполне понимал, сам чувствовал себя не лучше. Сьюзен с тем же спокойствием, с каким смывала кровь, методично расстегнула на нем камзол, давая дышать легче, и поднесла к губам флягу с водой.
— Мы начнем путь, когда ты сможешь, — тихо сказала она. — И если эта тварь еще раз потянет к тебе свои руки, я ей их отрежу, будь она хоть тысячу раз богиней.
========== Часть 6 ==========
В разгар короткого боя, завязавшегося после того, как Обезьян объявил, будто Аслан больше не выйдет, а тархистанец Эмет вошел в Хлев сам, Юстэс почти сразу потерял из вида Сьюзен, но видел, что Глозель бьется с тарханом Ришдой, и слышал выстрелы с другой стороны, значит, Сьюзен где-то неподалеку. Ришда оттолкнул генерала и воспользовался мгновением передышки, чтобы выкрикнуть:
— Ко мне, ко мне, воины Тисрока, да живет он вечно! Ко мне, все верные нарнийцы, а не то гнев Ташлана падет на вас.
Тириан схватил Обезьяна за загривок и потащил назад к Хлеву с криком: «Откройте дверь!» Поджин распахнул ее, и Тириан швырнул Обезьяна в темноту. Земля содрогнулась, раздался странный шум, клекот и резкий крик, как будто кричала какая-то огромная охрипшая птица. Звери застонали, заревели и закричали: «Ташлан! Спрячьте нас от него». Многие попадали на землю и спрятали морды в крылья и лапы. И почти никто не заметил, какое лицо было у тархана Ришды.
— Взывал к богине, в которую не верил, идиот? — спросил Глозель, сбрасывая куртку. Он сунул ее в руки Юстэсу, и тот понял сразу, выхватил из нее пистолет и передал его Джил — ей нужнее, она не умеет биться на мечах. «В карманах патроны», сказал Юстэс. Джил ответила ему диким от ужаса и благодарности взглядом. Говорящие псы окружили Тириана и не подпустили к нему тархистанцев; король Нарнии обернулся и увидел Сьюзен.
— Сьюзен! — Джил вытащила из кармана мятую картонную коробку с патронами и передала ей. Сьюзен увидела куртку Глозеля на Джил и начала озираться и наконец заметила Глозеля.
Он и Ришда стояли друг напротив друга, опустив мечи, как добрые друзья за беседой. Глаза Тархана впились в татуировки на руках и те, что виднелись в разорванном вороте.
— Ты жрец Таш, — проговорил он. — Зачем тебе это все?
— Я не верю в Таш, — ответил Глозель. — И я не жрец, я всего лишь в них не нуждаюсь. Но я знаю, что Таш здесь, и нет той жертвы, что искупит твое кощунство. Беги, тархан.