— Не благодарите, юноша…
Потянулись дни практики. Питер был в таком восторге, что, приходя домой, взахлеб рассказывал Сьюзен о новых пациентах, сложных случаях, не замечая порой, что она после его слов, поморщившись, откладывает в сторону вилку и нож. Он по-прежнему тренировался по утрам с мечом, но воспринимал это больше как спорт, чем обязательство воина, почти не вспоминал о Нарнии; ради этого и его счастливой улыбки Сьюзен готова была терпеть неприятные подробности. Пророчество доктора Свенсена сбывалось: Питер действительно обещал стать хорошим врачом, чутким, увлеченным и в то же время хладнокровным. Он не падал в обмороки, наблюдая за операциями, и мог проявить сочувствие тем пациентам, которые в этом нуждались. Многие просили, чтобы их лечил именно он, а когда он пытался объяснить, что пока только учится и не имеет права, махали на это рукой: «Вам прямо верится, молодой человек».
И вот однажды в самый обычный день Питер вошел в отдельную палату, куда, судя по записям, положили мужчину, белого, тридцати шести лет, судя по словам медсестер, попал в аварию, был извлечен из горящей машины, а если опираться на восторженный шепот, то он просто красавец, такой статный, настоящий генерал! Питер закатил глаза, взял бумаги пациента и, направляясь в нужную палату, решил посмотреть имя заранее, чтобы обратиться правильно. Фран… великий Лев, кто так пишет?! Питер терпеть не мог, когда врачи относятся к больным халатно, не помнят имен, не узнают их заранее, а тут сам будет в подобной роли, и неизвестный сразу почувствует отчуждение. И будет совершенно прав.
Питер вошел, больной, стоявший у окна, а не лежавший без движения на подушке, как положено жертвам крупных аварий, обернулся, и Питер выронил планшет с прикрепленными к нему бумагами.
— Генерал Глозель?!
— Полковник, — спокойно поправил тельмарин. — Полковник Глозель. Рад встрече, король Питер… — он оглядел белый халат Питера и ухмыльнулся. -…Великолепный.
Питер быстро наклонился за планшетом и выпрямился, надеясь, что красные щеки тельмарин спишет на наклон.
— Могу я… поинтересоваться, что вы тут делаете?
— Сам не знаю, — Глозель развел руками. — Как видите, я невредим. Но местные жители считают, что если ты был в машине, с которой что-то случилось, а с тобой нет, надо не возносить благодарственные молитвы, а искать, что же у тебя есть плохого. Может, повезло, и ты хоть палец сломал.
Питер сел на стул перед кроватью, Глозель устроился на ее крае, прямо глядя на него.
— Будете меня осматривать, доктор? — издевательски спросил Глозель, приподнимая рассеченную старым шрамом бровь.
— Расспрашивать, — улыбнулся Питер. Наконец-то беспокойство и чувство глубинной пустоты, которое он заполнял работой так, что почти перестал его замечать, вдруг исчезли: свершилось то, что должно было случиться. — Вы даже не представляете, как я вам рад!
Глозель, если и удивился, виду не подал.
— Что ты хочешь знать, король? — поинтересовался он.
— Все, — пожал плечами Питер. — Вы прошли через портал. Что дальше?
— Я не знаю, где оказались остальные, — задумчиво проговорил Глозель. — Закрыв глаза, я шагнул вперед, а открыв, оказался на поле боя. Но не таком, к которому мы привыкли, никто не сражался стрелами и мечами, только пулеметы, гранаты и танки, но об этом я узнал потом. Рядом со мной раздался взрыв, и я упал, меня засыпало землей.
Питер с болью следил за лицом Глозеля, но тот рассказывал так спокойно, словно это все происходило не с ним. А Питер понимал, на какой именно войне оказался тельмарский генерал.
— Меня откопали и помогли мне встать, — продолжил Глозель, и его низкий голос с небольшим акцентом звучал мягко, словно он не о войне говорил, а рассказывал сказку ребенку. — Меня спросили, кто я. Я назвал свое имя, и в этот момент тот, кто меня вытащил, спросил: «Француз?» Я не знал, что на это ответить, и сказал, что я солдат. Мне казалось, что если я начну рассказывать правду, мне не поверят.
— Почему вы так думали? — спросил Питер.
— Потому что я никогда не верил в сказки о вас, король Питер, — ответил Глозель. — Мне стали задавать другие вопросы, но я молчал, потому что не понимал, о чем они говорят, и тогда тот, кто спросил, не француз ли я, сказал, что рядом со мной взорвалась бомба, и меня контузило, потому я и не могу ответить. А потом добавил, что я не могу быть солдатом, у него наметанный глаз, и он всегда узнает офицера.
Глозель чуть улыбнулся воспоминаниям, Питер затаил дыхание, борясь с желанием тронуть тельмарина за руку и убедиться, что тот точно настоящий.
— Пока он говорил, другой что-то писал, и он не расслышал, потому записал меня в документ как Франческо Глозеля. Мне дали китель и автомат, и я подсмотрел, как его использовать. Происходила эвакуация, мы были последними, кто покидал континент.
— Дюнкеркская операция, — вполголоса сказал Питер. — Вы прибыли в Британию?
— Да, — ответил Глозель и усмехнулся, глядя на Питера черными озорными глазами. — Много мне крови попортило итальянское имя.
— А тот, кто вас нашел? Он мог бы сказать…
— Его убили при отступлении, — суховато сказал Глозель. — Я прошел африканскую кампанию, попав в плен, бежал к американцам, вступил в ряды их армии. Вернулся в Европу. В Берлине дослужился до полковника-лейтенанта.
— Так быстро?! Простите.
— Внеочередное звание, — пояснил Глозель. — Благословение вашего нарнийского бога на счастливую судьбу, не иначе.
— Я уверен, что это было заслужено! — запальчиво сказал Питер.
— Мне приятно это слышать, — констатировал Глозель. — Король Питер.
Именно на этом моменте дверь в палату распахнулась, и Питер, наклонившийся вперед, слушая, отпрянул от Глозеля. Вошедший доктор Свенсен услышал последние слова пациента.
— О, вы уже знаете?
— О чем? — спросил Глозель.
— О нашем Питере. Точнее о том, как его называют.
Глозель непонимающе мигнул, и доктор Свенсен добавил заговорщическим шепотом:
— Король. Питера называют королем.
Глозель посмотрел на доктора, на Питера, на бумаги в его руках и вдруг рассмеялся так безудержно и весело, что не устоял и улыбнулся Свенсен, а Питер, опустив голову, судорожно думал, как же он будет все это объяснять Сьюзен.
Объяснять не пришлось. Питер, вспомнив рассказы Сью о подругах, которые знакомят друг друга с теми, кто им самим не подошел, подумал, что может сработать, позвонил сестре и сказал, что хочет познакомить ее с одним полковником. С каких это пор он устраивает ее личную жизнь? Да не устраивает он вовсе, просто надо встретиться. Ему тридцать шесть. Что он о ней думает, ничего он о ней не думает, причем тут возраст? Ты не представляешь, насколько он интересный, но не факт, что тебе понравится, но ты должна его увидеть. Сью. Сью, пожалуйста. Да, приходи ко входу, я выйду… в шесть точно.
— Король Питер, о, прошу прощения, верховный король Питер работает врачом, — нараспев произнес Глозель в лифте. — Королева Сьюзен машинистка?
— Королева Сьюзен журналист, — отозвался Питер. — Так что советую выбирать слова.
Сьюзен поднялась со скамейки, на которой скучала, ожидая брата и, бросив взгляд на Глозеля, обняла Питера за шею, а тот вдруг понял, что она безумно испугалась и в объятиях словно спряталась от тельмарина, подождала мгновение, взяла себя в руки и повернулась к нему.
— Здравствуйте, генерал Глозель. То есть, полковник, — она улыбнулась, качнув крупными серьгами. — Так непривычно…
— Видеть меня здесь? — Глозель, оскалившись, сверкнул белыми зубами.
— Отчего же, — Сьюзен мило хлопнула ресницами, но в голосе прорезалась сталь. — Непривычно, что вас разжаловали.