Дарнлей и леди Хантлей оставили ее. С минуты на минуту должен был прийти брат. Леди Хантлей удалось пронести письмо Марии, доставленное человеком Босуэла. Это стало самым утешительным событием за все последние кошмарные часы.
— Не отчаивайтесь, — говорилось в письме. — Не надо думать, что Босуэл и Хантлей бросили Ваше Величество. Они уехали из Эдинбурга, чтобы собрать силы вам на подмогу.
В послании говорилось, что как только все организуют, ей нужно немедленно покинуть дворец, и у Босуэла есть план, как это сделать. Она переберется по веревке через дворцовую стену, а по другую сторону ее будет ждать с лошадьми Босуэл.
Она положила руки на массивный живот. Похоже, Босуэл видит в ней такого же лихого искателя приключений, как и он сам, а не женщину на шестом месяце беременности… В ее-то состоянии лазать через стены?! Это просто немыслимо.
И все-таки так приятно знать, что по ту сторону дворцовой стены друзья и они хотят помочь.
Тем не менее надо искать способ выбраться из дворца. Она обязательно должна сделать это, но не по безумному плану Босуэла, а как-то более тонко, и ее собственный план побега стал понемногу вырисовываться в сознании.
В этот момент в покои вошел брат. Он преклонил перед Марией колени. Джеймс поднял к ней лицо, и на глазах у него заблестели слезы, когда он обнял ее.
— Джимми, милый мой, — произнесла она.
— Сестра, дорогая, я виноват перед тобой! Я не должен был оставлять тебя! Братья и сестры должны жить в мире! Будь я рядом, я ни за что не позволил бы тебе так страдать!
Слезы на его глазах выглядели совершенно естественно, но она уже больше не была той дурочкой, которой оказалась однажды. Неужто он и в самом деле верит, что ей неизвестно о его участии в убийстве Риччо? Неужели он действительно уверен, что она не понимает, зачем он возвратился в Шотландию? Было приятно думать, что она может обманывать его так же успешно, как и он обманывал ее.
— Джимми, — сказала она, — перед тобой больная женщина. Ребенку положено родиться только через три месяца, но…
— Но?!
— Джимми… я… в такой тревоге… просто в страшной тревоге. Я очень боюсь, что не доношу…
— Да это будет страшнее, чем все то, что произошло!
— Джимми, ты же видишь: они отняли у меня секретаря, а теперь отнимут и моего младенца!
— Ты уверена в этом?
Он нежно опустил руку сестре на плечо.
— Джимми, ведь ты не позволишь им отказать мне в помощи акушерки?
— Нет… нет… конечно, с тобою должен быть врач.
— И еще… Джимми… мне так тяжко видеть… вокруг себя солдат… и в такое то время… Я… в своих покоях… с солдатами под дверью… Посмотри на меня, Джимми… Ну как в таком состоянии я могу куда-нибудь сбежать?! Ну как?!
— Я пришлю тебе врача.
— Я уже просила, чтобы ко мне прислали врача… Пожалуйста, проследи, чтобы его не забирали у меня, я умоляю тебя, Джимми!
Застонав, она повернулась к стене. Она была в неописуемом восторге — ей удалось провести брата!
Она нащупала его руку и сжала ее.
— А… эти солдаты… мне так тяжко видеть их… Королева… в собственном дворце… несчастная больная женщина… умирающая женщина… и под такой охраной… Джимми, может статься… что… это вообще… мое последнее желание…
— Нет… нет… Тебе скоро полегчает… Сестра, дорогая, я сделаю все, что ты попросишь! Как только появится акушерка, я тотчас отправлю ее к тебе. Я посмотрю, может быть, удастся убрать солдат, что толпятся вокруг.
— Джимми, спасибо тебе! Да разве что-нибудь стряслось бы, будь ты здесь?! Господи, как же грустно, когда брат с сестрою ссорятся! В будущем, Джимми… мы обязательно должны понимать друг друга… если только… я смогу пережить… все это…
— Ты будешь жить… Между нами будет полное взаимопонимание… Я буду опекать тебя…
— Да, Джимми. Как же я рада, что ты вернулся!
Наконец появилась «акушерка». Она была служанкой Хантлеев. Через нее должны были идти письма от королевы к Босуэлу и Хантлею.
Мортон с графом Меррейским посчитали, что, ежели Дарнлей будет оставаться по ночам у королевы, то охрану у дверей ее спальни можно снять. Они были уверены в Дарнлее, да и королева в таком плохом состоянии не может встать с кровати.
Как-то вечером все лорды покинули дворец, собравшись неподалеку в доме Дугласа. Они решили закатить пир, отпраздновать успехи и обсудить новые планы.
Как только они ушли, а караул у дверей был снят, Мария поднялась и в спешке оделась. Мария внушила Дарнлею такой страх и, кроме того, пообещала вернуть ему свое расположение, что он окончательно перешел на ее сторону. Она сказала, что он получил горький урок, но отныне они будут доверять друг другу.