Дарнлей понимал это так же хорошо, как и она. Осознав, что произошло, он, не теряя времени, покинул замок Стирлинг и отправился в Глазго — во владения отца. Только там он смог почувствовать себя в безопасности.
В этом году в январе стояли жестокие морозы.
Мария, один на один со своими раздумьями, в очередной раз повторяла себе:
— Я не могу этого сделать.
И каждый раз сама же отвечала:
— Но я должна.
Дарнлей под охраной солдат отца скрывался в его замке, страдая от оспы.
Когда Мария объявила Босуэлу о ребенке, он ничуть не обрадовался.
— Медлить нельзя, — сказал он. — Промедление опасно для нас обоих.
— Почему ты говоришь такие вещи? — спросила она, чувствуя себя на грани сумасшествия. — Что нам даст избавление от Дарнлея? Какая тебе от этого польза?! Ты же женат!
Он расхохотался:
— Я буду свободен, как только освободишься ты.
— А Джин?
— Мы родственники с ней, и это будет причиной для развода.
— Так мы оба разведемся и…
— Разведемся! Королевский развод отнимает кучу времени… Не забывай о ребенке. Он не должен родиться вне брака, и потому нельзя терять время.
Она закрыла глаза и попыталась освободиться от его почти магического влияния на нее. В голове пронеслась мысль: если бы можно было уйти в монастырь… оказаться от всего в стороне…
Но Босуэл обнял ее… грубовато заласкал… и эти ласки сразу напомнили ей все…
Он сказал:
— Его нужно вытащить из владений отца… Он там под охраной людей Ленокса. Его нужно привезти в Эдинбург.
— И кто привезет его сюда?
— Есть только один человек, кто может это сделать.
— Нет!.. — закричала она.
— Да, — сказал, улыбаясь, Босуэл. — Он пойдет за тобой. Ты можешь вытащить его оттуда. Он нужен нам здесь, в Эдинбурге.
— Он болен.
— Великолепная причина для того, чтобы присмотреть за ним.
— Я уже сказала ему, что между нами все кончено.
— Женщины… даже королевы… склонны менять свои решения.
Она с горячностью сказала:
— Говорил бы ты яснее.
— Поезжай к нему. Пообещай ему все, что угодно, но вытащи его из укрытия.
— Пообещать ему… все, что угодно?!
Босуэл расхохотался:
— Да, это трудновато, ведь он может потребовать выполнения обещаний…
Она отвернулась и сказала:
— Я не могу этого сделать.
Он схватил ее и заставил посмотреть ему в лицо.
— Ты сделаешь это, — сказал он. — Подумай, что это значит для нас…
Она не могла ему ни в чем отказать, и оба они знали об этом. Она закричала:
— Нет, я не могу! Да, я не хочу его больше видеть, но я не могу этого сделать!
Он не стал ее больше убеждать. Он расхохотался… стал осыпать ее ласками… доведя почти до исступления…
— Ты сделаешь это, — сказал он, — ради меня.
И она поняла, что так и будет.
Мария осталась одна, и жуткие муки охватили ее.
Она схватила перо, потому что рука сама тянулась доверить листу бумаги тот кошмар, что творился в ее сознании. И она написала о страсти… о слезах… и о первой близости, когда они были скорее животными, нежели людьми, о близости, что положила начало всепоглощающей любви.
Отправляясь в Глазго, Мария понимала, что ей предстоит сыграть ту роль, что ждут от нее. Ее собственные желания были порабощены. Ее возлюбленный владел ее разумом так же безгранично, как и ее телом. Единственно, что могло ей помочь сделать требуемое, была ее ненависть к Дарнлею.
Сразу по прибытии в замок ее проводили к Дарнлею. Ее и раньше мутило от него, а сейчас в особенности. На лице были следы болезни, а в комнате неприятно пахло. Он прикрыл, насколько возможно, лицо тканью.
Он обрадовался, увидев ее.
— Хорошо, что вы приехали навестить меня, — смиренно проговорил он.
— Мне многое нужно вам сказать… Я смотрю, вы очень больны.
— Я поправлюсь.
Смотреть на него было невыносимо. Она сказала:
— Почему вы так отвратительно себя ведете? Если бы вы… Что я такое сделала, чтобы вы так ко мне относились?
— Вы не хотите простить меня, вы отворачиваетесь от меня. Я очень хочу вернуть все, что было между нами. Я понимаю, что вел себя очень глупо, даже жестоко. Мадам, я очень молод, мне ведь нет еще и двадцати одного. Я моложе вас. Давайте попробуем еще раз. Ах, Мария, вы ведь любили меня! Вы забыли?
Она содрогнулась:
— Это было так давно. Я еще не знала вас тогда.
— Вы знали часть меня. Я был другим. И могу им вновь стать. Меня вела собственная глупость и глупость других. Я все время думаю о вас… как о королеве и моей жене. Однажды узнав вас, как же я смогу обойтись без вас?