Это был тяжелый день — казалось, все пространство замка заполнилось страхом. Все чего-то ждали. Мария так и не увидела этим вечером матери, и ее гувернантка не зашла к ней пожелать спокойной ночи.
Она легла спать, но ночью неожиданно проснулась. Она разглядела темные фигуры вокруг кровати. В голове пронеслась мысль: «Он здесь! Гертфорд здесь, чтобы забрать меня в Англию!»
Но это оказался не Гертфорд. Это были ее мать, граф Аран, лорд Эрскин и отец Ливи, лорд Ливингстон. Мария смекнула: что-то произошло.
— Мария, вставай, — произнесла королева-мать.
— Разве уже пора вставать?
— Сейчас час ночи, но ты должна встать: ты отправляешься в путешествие.
— Что, сейчас?! Ночью?
— Мария, говори тише. Делай, что тебе сказано.
Должно быть, стряслось что-то ужасное, если мать не хотела ничего говорить в присутствии этих знатных лордов. С этого момента она — маленькая девочка, которая слушается и не задает вопросов. Сейчас не время для церемоний.
Леди Флеминг, с заплаканными глазами, подошла к Марии с отороченной мехом накидкой.
— Нам надо торопиться, — сказала леди Флеминг. — Мы не должны терять время. Пусть лорды отвернутся, я одену тебя.
Пока Мария облачалась в одежды, она засыпала всех вопросами:
— Куда мы отправляемся? Почему мы едем сейчас, ночью?
— У нас нет времени для вопросов.
Это должно быть захватывающее путешествие, но она так устала от всяких неясностей. У нее слегка закружилась голова от ночных запахов влажной земли. Сквозь сонный туман она вслушивалась в перестук конских копыт. Голоса проникали в сны:
— Пинки… Пинки… Гертфорд неотступно следует за нами. Чернь у наших границ. Насилие… убийство… огонь… кровь…
Слова, от которых содрогнется и взрослый, были несколько больше, чем просто слова для пятилетнего ребенка.
Потом она почувствовала, что уже в шлюпке, и захлюпали весла. А потом вдруг стало тихо, как будто отчаянная необходимость торопиться пропала.
Толчок шлюпки, коснувшейся земли, разбудил Марию. Она закричала:
— Где мы?
— Тише… тише… — последовал ответ. — Мама с тобою рядом.
Это был голос матери, которая говорила с Марией, словно та была младенцем.
Кто-то в черном взял Марию на руки. Его голову укрывал капюшон. Человек в черном мог бы вполне испугать Марию, если бы не доброжелательность его взгляда и мягкость голоса.
— Спи, маленькая, — сказал он. — Спи, королева, ты под защитой Инчмахом.
Инчмахом! Музыка этого слова вновь напомнила ей о битве при Пинки… крови… убийстве… насилии. Инчмахом… и покой.
Марии казалось, она уже очень долго живет в этом монастыре на острове. Позднее прибыли ее четыре подруги. Леди Флеминг оставалась по-прежнему рядом. Лорд Флеминг погиб в страшном сражении при Пинки. Он был одним из четырнадцати тысяч шотландцев, павших в тот день.
Узнав, Мария горько расплакалась. Первым был дядя Мэри Битон, а теперь отец Флем. Оба были убиты. Не было никакого смысла в их смерти.
— Почему? — Мария сердито вопрошала леди Флеминг. — Неужели они не могли любить друг друга и быть друзьями?
— Это вина англичан! — кричала в ответ Джанет Флеминг. — Они хотят покорить Шотландию. Они убили моего Малкольма. Я ненавижу англичан!
— Но англичане не виноваты в убийстве кардинала Битона, — говорила Мария.
— Они тоже причастны к его смерти. Они — еретики!
Мария нежно обняла гувернантку и напомнила ей о пятерых сыновьях и о совсем взрослом Джеймсе, который будет теперь лордом.
Джанет Флеминг нежно взяла в ладони лицо своей маленькой подопечной и поцеловала.
— Когда ты вырастешь, — проговорила она, — многие будут любить тебя. В тебе есть что-то, притягивающее любовь.
Глаза Джанет засветились нежностью, и ее печаль немного отступила. Она сожалела, что не знает, будет ли еще сама любима. Правда, она была не молода, но обладала редким обаянием. Это качество было у Джанет врожденным, и с возрастом совершенно не утрачивалось. Здесь в монастыре она хотела бы забыть о своем горе, надеясь, что рана немного затянется. Когда она возвратится в свет, она снова станет той же Джанет со столь привлекавшей мужчин жизнерадостностью.
Так они поддерживали друг друга, и короткий отдых на спокойном острове вспомнится им через много лет, когда они вернутся сюда и обратят печальные мысли к прошлому.
Мария начала понемногу привыкать к жизни в монастыре. Вскоре она вместе с приятельницами придумала королевский Двор в миниатюре. В черном шелковом одеянии с ярким, прикрепленным золотой пряжкой с гербами Шотландии и Лотарингии шарфом из шотландки, с роскошными, распущенными по плечам волосами, она всюду встречала восхищенные взгляды. Даже монахи любовались ею. В своих отдающих плесенью балахонах они сначала никак не интересовали Марию. Она вздрагивала, встречая их, усмехающихся, в холодных монастырских комнатах. Когда она стала достаточно взрослой, чтобы понимать их, то обнаружила удивительную мягкость, с которой они обращались к ней. Они отвечали ей, только если она спрашивала их, но никогда не разговаривали между собой просто так, ни о чем.