— А что, если бы мы притащили на бал господина Нокса? — воскликнула Флем. — Вот было бы весело посмотреть, как он разозлился бы, увидев Ваше Величество, танцующей в шелковых шароварах!
— Он бы проклял нас, — сказала Сеток.
— Мы уже прокляты им! — рассмеялась королева. — До чего же славно быть проклятыми за шелковые шаровары, или за драгоценности, или и за то, и за другое. Сетон, дорогая, подай мне меховую накидку из кабинета, я мерзну.
Сетон отправилась в кабинет, но, открыв дверь, вскрикнула. Все четверо вытаращились в изумлении на картину, представшую перед ними: в кабинете стоял Пьер де Шателяр.
— Что… что вы тут делаете?! — заикаясь, произнесла Мария.
— Мадам, я…
— Ах! — воскликнула Флем. — Да вы дурной человек!
Шателяр бросился на колени перед королевой.
— Мадам, я молю вас о прощении. Я был в отчаянии. Безумие охватило меня. Я был отравлен Вашей красотой. Я не знаю, что толкнуло меня на такой поступок. Я не могу представить…
— А я могу, — произнесла практичная Битон.
— Битон, помолчи, — сказала Мария. — Пусть он сам говорит. Так что у вас была за цель, месье де Шателяр?
— Мадам, я хотел прочесть для вас поэму. Я написал ее… но это только для вас…
Девушки начали смеяться.
— Опасное это дело, месье, — сказала Флем, — читать поэмы.
— Ну и где же поэма? — спросила Мария. — Дайте-ка ее сюда.
— Мадам… я был так взволнован, что оставил ее в своей комнате.
Флем и Ливи затряслись от смеха.
— Да вы, оказывается, нахал! — сказала королева, но голос ее прервался от смеха.
Это приключение было тем, что частенько происходило при французском Дворе. Казалось, что они снова дома.
Битон сказала:
— Ну что, позовем графа Меррейского, чтобы заковать этого человека в цепи, Ваше Величество?
Шателяр произнес:
— Закуйте меня в цепи… это не имеет значения… Меня держат цепи более крепкие… цепи безнадежной страсти.
— Выгоните его, — приказала Мария.
Четыре девушки стали выталкивать Пьера из комнаты.
— Месье де Шателяр, я найду какое-нибудь наказание для вас. Вы обвиняетесь в чудовищной неучтивости.
— Мадам, накажите меня, как вам угодно. Вздерните меня на дыбу… Рвите из меня куски раскаленными щипцами… но не лишайте меня возможности видеть вас!
— Дыба настроила бы вас немножко на иной лад, — сурово произнесла Битон. — Ступайте. Вы смущаете королеву. А что, если бы вы увидели?..
— Мадам! Простите меня! Без вашей улыбки я буду как мертвый.
Его вытолкали в коридор, и дверь захлопнулась. Битон, охваченная смехом, стояла, прислонившись к двери, а остальные смеялись вместе с ней.
— Тем не менее, — сказала Битон, — это большая неучтивость. А что, если бы Ваше Величество были одни?
— Ты думаешь, я не постояла бы за себя?
— Ну я не сомневаюсь в том, что вы защитили бы себя. Однако такие новости будут очень приятны ушам господина Нокса.
— Как вы накажете его? — спросила Ливи.
— Как можно наказывать людей, если от любви они становятся дерзкими? Он принес кусочек Франции на наш старый суровый Двор. Давайте увидим за его грехами именно это. Я завтра с ним строго поговорю. Этого будет вполне достаточно.
А в это время при Дворе разразился скандал и к сожалению, о нем узнали за его пределами. Джон Нокс услышал об этом с величайшим удовольствием и вновь завопил с кафедры, призывая жителей Эдинбурга обратить внимание на плоды правления кокотки.
Одна из несовершеннолетних служанок королевы была совращена королевским аптекарем из Франции.
— И оба они — слуги королевы! — орал в восторге Нокс. — Разве это не говорит само за себя? Зло бродит за стенами Холирудского замка! Какие пирушки заманивают сатану! И теперь на очереди разврат, братья мои! Женщины, переодетые мужчинами… мужчины, выглядящие как женщины… Что может быть лучше, чтобы возбудить похоть? Их зазывает сатана! Слуги идут за своими господами по дороге в ад!
Эта служанка родила ребенка и с помощью своего любовника держала все в секрете. Ребенок родился в отхожем месте и был умерщвлен. Его тельце нашли, и служанка, будучи обвиненной, раскрыла тайну, рассказав всю историю. Она и любовник поплатились за убийство и были повешены.
Джон Нокс присутствовал при казни и не упустил возможности привлечь внимание людей к жизни при Дворе. Он обвинил королеву в совращении служанки и в убийстве новорожденного младенца. Аптекарь был француз. Он принадлежал к нации, пленившей воображение Нокса. Королева была наполовину француженкой по происхождению и абсолютной француженкой по своим манерам. Пусть люди видят, какой разврат, какое зло принесла в страну их королева. Пусть люди поймут, насколько бы они были счастливее без нее!