Рутвен взял предложенный ему бокал вина. Он мрачно улыбнулся и сказал:
— Мадам, люди, о которых вы говорите, столь велики, что они не будут связываться с таким маленьким человеком, как я.
Мария немного отступила. Она прекрасно поняла, что он хотел сказать. Он намекал, что ее друзья слишком велики, чтобы разбираться с проблемами такой заброшенной страны, как Шотландия, чтобы помогать королеве, которую собственная знать лишила власти.
Марию охватил озноб. Она поняла, что Дарнлей разрушил все ее планы этой ночью; весь ее триумф последних месяцев был сведен на нет.
Комната заполнялась людьми. Она почувствовала облегчение, увидев среди входящих Босуэла. Может, он и лгун, но он предан ей. С ним пришли Хантлей и Мэйтленд.
Босуэл заорал:
— В чем дело? Кто осмелился прикоснуться к королеве?
Он вцепился в Рутвена и швырнул себе под ноги.
— Все, что было сделано, вершилось именем короля, — произнес Рутвен. — У меня бумага с его подписью.
Босуэл схватил бумагу. Мария заметила, как он и Хантлей изменились в лице. Слава богу, хоть они вне заговора, им тоже можно верить.
Тут закричал Мортон:
— Да весь дворец просто полон заговорщиков!
Глаза Марии замерли на Босуэле, и в этот миг донеслись крики с улицы.
Получилось так, что горожане, прослышав о беспорядках во дворце, собрались вокруг, требуя показать им королеву.
Со вздохом облегчения Мария ринулась, было, к окну, но ее удержали руки Керра. Она почувствовала, что в спину ей уперлась шпага. Он повторил свое предупреждение, что если она не будет молчать, то он порежет ее на куски.
Рутвен взглянул на Дарнлея и сказал:
— Ступай к окну и скажи, что с королевой все хорошо. Скажи им, что просто была перебранка между французскими слугами.
— Генрих! — воскликнула Мария. — Не делай этого.
Но ладонь Керра закрыла ей рот.
Дарнлей тревожно перевел взгляд с королевы на Мортона и его друзей. Он увидел зловещий огонь в глазах Мортона и, вспомнив надрывающегося от крика окровавленного Давида, подошел к окну.
— Добрые люди! — закричал он. — Ничего страшного не произошло, просто переругались несколько французских слуг. Сейчас все спокойно.
Он повернулся и взглянул в лицо Марии. Да, теперь Дарнлей явно встал по другую сторону баррикад…
Она вгляделась в толпу в комнате, ища Босуэла с Хантлеем, но они уже ушли. Не оказалось в комнате и Мэйтленда.
Она ощутила, что стоит с врагами один на один. Ее вновь замутило, и в тревоге забился в утробе ребенок, и во второй раз за ночь Мария в обмороке рухнула на пол.
Была глубокая ночь, но Мария лежала без сна, в который раз спрашивая себя:
— А что же дальше?
В спальне находились лишь несколько слуг, но среди них не было ни одной из ее подруг. Рядом была старенькая леди Хантлей — теща Босуэла. Все, кроме нее, были приставлены к Марии врагами. Видимо, теперь уже ей никто помочь не сможет.
Она уселась в кровати, и леди Хантлей подошла к ней.
— Где мои служанки? — спросила Мария. — Мне нужно, чтобы они немедленно были здесь. Я хочу покинуть дворец.
— Ваше Величество, — прошептала леди Хантлей, — это невозможно. Дворец окружен вражескими солдатами. Мой сын и граф Босуэл в спешке покинули Эдинбург. Останься они здесь — это была бы явная гибель. Вы ведь знаете, они были одни… лишь с несколькими слугами.
— Так что же, я заключенная? А как же жители Эдинбурга? Может, хоть они спасут меня?
— Ваше Величество, они не могут этого сделать. Король подписал бумагу, согласно которой все бюргеры, прелаты, пэры и бароны должны незамедлительно оставить Эдинбург. В городе звучат набаты.
— Господи, какой кошмар вокруг, — произнесла Мария. — Неужели во всей Шотландии нет ни единого человека, на которого я могу положиться?
— Ваше Величество, с вами мои сын и зять.
— Да они же убежали! Разве не так?! Они убежали, как только почувствовали опасность…
— Ваше Величество, они послужат вам лучше, если будут живыми, а не мертвыми.
— Слишком многие предали меня. Я никому не верю.
Она с трудом повернулась к стене и вдруг вспомнила про ребенка, неожиданно почувствовав в себе страшную силу. Она должна сражаться!
Ребенок! Она будет сражаться ради ребенка! Ее охватило волнение, и она поняла, что именно может помочь ей. Они не смогут отказать ей в акушерке, так ведь? Вообще-то могут подумать, что после всего пережитого у нее может случиться выкидыш…
На кого она может рассчитывать? Леди Хантлей… Она может встать на ее сторону. Кто еще? Ведь дворец в руках врагов!
Но нет! Есть еще один, кто несомненно предан. Есть один доверчивый дурачок… Есть еще один, чьи трусливые мозги она прекрасно понимает, — ее муж, лорд Дарнлей.
Она обратилась к леди Хантлей:
— Ведь мне не могут запретить видеться с собственным мужем, правда? Ступайте к нему и скажите, что его жена смиренно ждет его…
Пришел Дарнлей. Только взглянув на него, она поняла, что он боится ее, и в душе зародилась надежда. Он боится и ее, и тех людей, вместе с которыми убил Давида.
— Ах, лорд Дарнлей, — сказала она, протягивая ему руку.
Он с опаской взял ее.
— Что происходит между нами? — спросила она. — Что заставило вас встать на сторону моих врагов?
— Давид, — угрюмо ответил он. — Между нами встал Давид. Он был вашим любовником. Как я мог такое стерпеть?
— Генрих, вы позволяете этим людям играть вами. Они поступают с вами подло. Ведь это должно быть видно вам. Как они обращаются с вами после убийства? Они приказывают вам слушаться их. Это не было убийством из ревности. Это было политическое убийство. Они хотели убрать с дороги Давида, потому что он знал, как сделать нас сильными… именно нас, Генрих, вас и меня. Они сделали это вовсе не потому, что вы или они посчитали Давида моим любовником. Они просто использовали вас и продолжат делать то же самое, если вы будете с ними. Они обещали сделать вас королем, но вы будете королем без власти… А когда вернется мой брат, они убьют вас… они поступят с вами так же, как поступили с Давидом.
Дарнлей застучал зубами. Слушая Мортона, он верил Мортону… Но то, что говорила Мария, казалось вполне реальным. Они приказали ему распустить парламент… Прошлой ночью они приказали ему выступить перед жителями Эдинбурга… Ничего дельного он им не сказал. Он видел перед собой глаза Рутвена… он видел лицо Мортона с поджатыми жестокими губами…
— Они хотят, чтобы мой брат стал во главе их, — добавила Мария.
— Он… он… едет сюда, — заикаясь, произнес Дарнлей. — Он будет здесь с минуты на минуту…
— Ну вы и увидите, как они обойдутся с вами. Вы не проживете долго, мучаясь тем, что сделали с Давидом. Мой брат всегда ненавидел вас. Я хотела выйти за вас замуж… Он остался в стороне… Мы победили его тогда только потому, что стояли вместе. Сейчас вы перешли на сторону моих врагов, а они хотят уничтожить и меня, и нашего ребенка, и вас тоже, Генрих. Вам не удастся скрыться. Несомненно, вы будете первым, кого они уберут. Кто знает, может, меня они и оставят в живых… как их заключенную…
— Не говорите так… не говорите так… Вы понимаете, что они везде? Всюду солдаты…
— Генрих, давайте сделаем так: вы поможете мне, а я — вам. Вы и я должны держаться вместе. Нам нужно найти способ убежать отсюда.
В комнату вошла леди Хантлей и обратилась к Марии:
— Простите, что я прерываю вашу беседу, но думаю, вам надо знать, что во дворец прибыл ваш брат, граф Меррейский.
Дарнлей и леди Хантлей оставили ее. С минуты на минуту должен был прийти брат. Леди Хантлей удалось пронести письмо Марии, доставленное человеком Босуэла. Это стало самым утешительным событием за все последние кошмарные часы.
— Не отчаивайтесь, — говорилось в письме. — Не надо думать, что Босуэл и Хантлей бросили Ваше Величество. Они уехали из Эдинбурга, чтобы собрать силы вам на подмогу.