– Вообще-то, это я, Маша. И мне непонятно, кого ты ждешь в гости! И куда ты дел Симу, козел похотливый?! – процедила женщина, вне себя от ревности и досады: ее не было всего три дня, а муж уже нашел ей замену!
– Ты сбрендила? Никого я не жду, кроме тебя. И мне обидно от тебя такие обвинения слышать! – Витин голос резко похолодел. – Или ты по себе судишь? Не мать, а кукушка!
– Сам ты кукух! – отозвалась Маша. – Я по делу звоню, между прочим. И оно Симы как раз касается.
– Что случилось? – сразу заволновался Витя. – Хочешь забрать ее? – в голосе послышалась надежда.
– Нет, конечно, я сама на птичьих правах у подруги проживаю, – безжалостно обломала Виктора жена. – Список тебе сейчас пришлю, что к началу учебного года купить нужно. Линейка будет 1 сентября в 10 часов в школьном дворе. Прийти нужно за полчаса, в парадной форме с цветами. Искать нужно женщину с табличкой «1 А».
– А разве не ты поведешь Симу на линейку? – удивился Виктор.
– Я же работаю! – напомнила Маша. – Так что ты поведешь. – Но потом, почувствовав себя реально кукушкой, добавила: – Я б хотела пойти, но не уверена, что смогу отпроситься. Если и приду, то сразу на линейку и ненадолго.
– И вечером накануне не придешь? – упавшим голосом уточнил Витя.
Маша чуть было не сломалась: хотелось увидеть Симочку, собрать ее к празднику, за руку отвести ее в гимназию. Но это было рискованно: Маша боялась, что слезы дочки, которая наверняка соскучилась, растопят материнское сердце, и она откажется от своих честолюбивых планов. И тогда окажется, что все было напрасно: и уход из дома, и обновление гардероба, и прогибы под Петровского.
– Ни в коем случае! – твердо ответила Маша, вовремя спохватившись.
– Ну и зря! Ты пожалеешь об этом! – Виктор неожиданно сменил риторику, и это Маше не понравилась.
– Не смей говорить со мной в таком тоне! – отчеканила она и сбросила связь.
Сфотографировав список и отправив его по мессенджеру мужу, Маша отключила и распотрошила телефон, сама отдала симку на хранение подруге. Рената была права: разговаривать с Виктором было опасно – повышался риск отступить и вернуться, так и не осуществив свои мечты.
Второй рабочий день оказался тяжелее первого, и все потому, что Петровский начал наглеть: делать пошлые намеки, многозначительно подмигивать и без надобности касаться то руки, то талии, то ягодицы. Маша делала вид, что намеков не понимает, подмигиваний не замечает. Чтобы избежать неприятных ей прикосновений, не привлекая к хариссменту внимания, она старалась держаться от начальника подальше. Правда, получалось это неважно, так как сам он старался держаться к своей помощнице поближе. И упрямо продолжал называть ее «своей Машей».
Ровного отношения к новой помощнице босса в коллективе не сложилось. Артисты ее не замечали, разве что за исключением Светочки – новенькой, взятой на роль Маши-Луняши и других персонажей, которые раньше исполняла Ольга Щепкина, о которой никто не хотел вспоминать. Даже ее имя Маша узнала сама, подняв дела сотрудников.
Оля, или Ляля Щепкина исчезла примерно в одно и то же время, как и Машиина предшественница – Даша Крохина, о которой в коллективе тоже помалкивали.
И вообще: текучка кадров в «Кавардаке» была чрезмерно бойкой. На месте офис-менеджера редко кто засиживался больше полугода. За последний год уволились три артистки, бухгалтерша и сотрудница организационно-экономического отдела. Место последней заняла Зоя, которая до этого была помощницей Петровского, но это можно было считать понижением. Зарплата у офис-менеджера в «Кавардаке» была выше, чем у главбуха, режиссера и начальника организационно-экономического отдела – больше получал только сам директор. И власти у помощника босса было почти столько же, сколько у самого Петровского.
Именно за это, возможно, Машу и невзлюбили Зоя, Гарик и Зинаида Маратовна, которые сидели вместе, много общались и на этой почве, вероятно, сдружились. Скорее всего, возненавидела Машу Зоя – из зависти, а остальные ее поддержали.
А вот сотрудники бухгалтерии смотрели на новую помощницу Петровского не с завистью, а с презрением – как на низшее существо. Примерно так же отнеслись к ней костюмерша и реквизитор, у которых, как вскоре догадалась Маша, был роман.
Сценаристка, работающая удаленно, новую сотрудницу то ли не замечала, то ли намеренно игнорировала.
Дружелюбно относились к Маше только гримерша Дарина, которая от природы была добрейшим созданием, и диджей Миша, благодаря креативному имиджу увидевший в новом члене коллектива родственную бунтарскую душу.
Доброй от природы, хоть ворчливой, была и кладовщица Валентина Павловна Бурмисторова, периодически выполнявшая обязанности секретарши Петровского (когда место офис-менеджера было вакантно). К тому же, как вскоре выяснилось, она любила посплетничать, но предаться любимому занятию боялась: тех, кто не умеет держать язык за зубами, шеф недолюбливал и увольнял, а Бурмисторова покидать насиженное местечко не собиралась.
Заговорила Валентина Павловна лишь на четвертый день, когда все артисты во главе с организаторами разъехались по мероприятиям, бухгалтерши побежали за цветами для своих сынишек, которые 1 сентября шли в школу, костюмерша с реквизитором закрылись и врубили музыку, Зинаида Маратовна отпросилась в поликлинику, а шеф уехал договариваться с кем-то важным о проведении корпоратива. То есть когда Бурмисторова и Маша остались в офисе, можно сказать, одни.
– Ты на Зойку внимания не обращай – она на всех помощниц Петровского крысится, – дружелюбно обратилась к Маше Валентина Павловна, ставя на ее стол две чашки кофе и пододвигая поближе стул для посетителей.
– С чего это вдруг? – спросила Маша, чтобы поддержать беседу.
– Она ж раньше сама помощницей Петровского была. Влюблена была в него по уши. Устроилась сюда, чтоб поближе к своему кумиру быть. Но она девушкой порядочной была, невинной даже, скорей всего. Так что отдаться Володьке нашему отказалась. Он ее сразу уволить решил, а она сама увольняться отказалась, пригрозилась в инспекцию трудовую на него наябедничать. А тут еще Ахмедова за нее вступилась. Зинаиде Маратовне Володька отказать не мог – она ж его родственница, пусть и дальняя. Согласился на компромисс – перевели ее в ОЭО. Только она Петровского не разлюбила ведь, вот всем его пассиям теперь и завидует. Жалеет теперь, небось, что отказалась с Володькой спать. Но зря жалеет, он бы все равно ее выкинул, как всех, кто с ним спит, выкидывает. В его фаворитках никто больше полугода не ходит.
– Я заметила, – вздохнула Маша, – на моем месте долго не работают. Не понятно, зачем он меня-то взял? Мне уже давно не двадцать, да и замужем я.
– Видать, на зрелых бабенок потянуло, – усмехнулась Бурмисторова. – Предшественница твоя тоже замужем была и примерно твоих лет. Залетела от Петровского. Но одной ее Володьке, похоже, не хватало – он еще и Ляльку обрюхатил. Тут такой скандал был, мама не горюй! Драка! Волосы друг другу рвали, Володьке рожу поцарапали.
– Кошмар! – покачала головой Маша.
– Любовь зла, – вздохнула Валентина Павловна, – полюбишь и козла. Видать, в постели Володька хорош, раз все бабы по нему с ума сходят.
Последняя фраза прозвучала, как вопрос.
– Может быть, – пожала плечами Маша. – Я с ним не спала – не знаю.
– Ну, у тебя все впереди, – хмыкнула Бурмисторова.
– Еще чего! – возмутилась Маша. – Я мужа люблю, с Петровским спать не собираюсь.
– Тогда больше месяца здесь не удержишься, – предрекла Бурмисторова. – Даже раньше вылетишь.
– Я профессионал, – робко возразила Маша. – Я вуз когда-то с красным дипломом закончила. Я сюда работать пришла.
– Ты-то, может и работать пришла, только Володька-то тебя не работать взял, а кой для чего другого. Не за красный диплом уж точно, – уверенно изрекла Бурмисторова.