Спустя десять лет, когда он обнимал ее, она отвечала со страстью взрослой женщины, наделенной тревожащей и такой влекущей сексуальной энергией, что заставляла его терять голову. И он хотел эту женщину, как никогда и никого, хотел ее целовать снова и снова.
Но это чувство лишало его объективности. А коп, если не объективен, больше не полицейский. Может быть, поэтому он и сдал свой значок тогда, потому что понял, что уже не может оставаться равнодушным и отстраненным. И захотел поменять жизнь. Он не рассчитывал, что в ней появится принцесса.
Рив наблюдал, как Габриела постепенно успокаивается.
– А теперь расскажите мне, – сказал он мягко.
– Мне даже не о чем говорить. Все так невнятно и непонятно.
– И тем не менее расскажите.
Он вытащил сигареты. В ее взгляде он прочитал возмущение от такой настойчивости и даже враждебность. Но это было лучше, чем вялое нежелание говорить.
– Мне казалось, что вы здесь находитесь как мой телохранитель, а не как психолог.
– У меня очень разнообразные способности. – Он закурил, глядя на нее поверх пламени зажигалки.
Она встала. Он заметил, что она редко долго сидит на месте, нетерпение гонит ее, словно она не может находиться в покое. Габриела сорвала веточку глицинии и провела по щеке, эту привычку он уже отметил.
– Я находилась в другом месте. Там тоже было тихо, высокая трава, я чувствовала сильный запах свежей травы. Меня тянуло в сон, но я совсем не хотела этого. Мне хотелось побыть одной, подумать, а не спать.
Она взглянула на него. Он слегка кивнул и откинулся на спинку стула.
– И я пила кофе, чтобы не уснуть.
Он насторожился, но не подал виду, только спросил небрежно:
– Где вы взяли кофе?
– Где? – Она нахмурилась, вопрос показался нелепым, ведь они говорят о ее кошмаре. – У меня был термос. Красный термос с ручкой на крышке. Но кофе не помог, я уснула. Солнце приятно пригревало, так же как здесь, жужжали пчелы. Потом… – Пальцы у нее задрожали, и она поспешно спрятала руки в карманы. – Я очнулась. Было очень холодно и темно. Пахло пылью, я слышала голоса.
Рив пытался говорить спокойно, чтобы ее не спугнуть.
– Чьи?
– Я не могла разобрать. Просто голоса, очень невнятные. И страх. – Она обхватила себя руками. – Хотелось проснуться и прекратить кошмар.
– Кошмар? Или то, что происходило на самом деле?
Она уже окончательно пришла в себя. Глаза сверкнули.
– Откуда я знаю? Вы думаете, все так легко? Вспомнить, щелкнув пальцами? – Она ногой отшвырнула камешек. – Проклятье. Я только что гуляла с Беннетом по саду и думала, как он красив и как мил. Но ведь он мой брат, я не должна так думать.
– Но он действительно неотразим, Габриела.
– Не надо со мной говорить покровительственно. Не смейте.
Рив улыбнулся. Хотела она или нет, помнила себя или нет, в ней проявлялась королевская кровь. Это его одновременно восхищало и забавляло.
– На вас никто не оказывает давление.
– Но их доброта и ожидание меня угнетают. С вами по-другому.
– Не волнуйтесь. От меня не ждите сочувствия.
– Рассчитываю на это. Вы однажды назвали меня эгоистичной. Почему?
Он, не отдавая отчета, протянул руку и разгладил складочку на ее переносице.
– Скорее слишком погружены в себя. Но это понятно в вашей ситуации.
– Мне все равно не нравится. И еще вы сказали, чтобы я избалована. – Он убрал руку. – Но я не принимаю всерьез ваших слов.
– Жаль.
– Это все, что вы хотите сказать? Вы просите прощения за свои слова?
– Нет, мне жаль, что вы не хотите принять себя такой, какая вы есть.
– Вы человек грубый, Рив Макги, и вы слишком прямолинейны.
– Согласен. И еще я бы сказал, что вы обладаете сильной волей.
Она высокомерно подняла подбородок.
– Возможно, здесь вы правы, хотя не имеете права давать мне характеристики.
Он церемонно отвесил поклон. Раз она играет роль принцессы, придется подыграть ей.
– Простите меня, ваше высочество.
Габриела вспыхнула. Желание залепить ему пощечину было так велико, что она с трудом удержала руки в карманах.
– Теперь вы надо мной смеетесь.
– К списку можно добавить еще одну черту – проницательность.
Она поразилась, как легко ее можно вывести из себя. И, испытывая неловкость от вспышки гнева, попыталась вернуться к обычному тону:
– Послушайте, вам совсем не свойственна грубость, почему вы хотите оскорбить меня?
Она была неотразима в своем величественном надменном высокомерии. Неожиданно он сильно обхватил ее лицо ладонями, пытаясь удержать, хотя от неожиданности она застыла, не сопротивляясь.