Но скоро стало понятно – извиниться не удастся. Весь день Оуэна нигде не было видно. Он и к ночи не вернулся.
Ворочаясь в темноте, Делфайн отчаянно ругала себя за назойливость, попытку надавить на Оуэна. Задолго до зари она встала, натянула одежду и стала его ждать. Услышав, что он поднялся, Делфайн подошла к его двери и постучала.
Он открыл дверь в одних джинсах, без рубашки. Должно быть, торопился ответить на стук. Выглядел он взволнованным. Делфайн виновато подумала, что, должно быть, никто не беспокоит его в такую рань без достаточно веской причины.
– Ничего не случилось, – поспешила заверить она. – Просто я хотела извиниться. Мне стыдно за вчерашнюю попытку выведать информацию о ваших отношениях с моим братом и... об остальном. Понимаю, вам было очень неприятно. Вы – замечательный хозяин. Я очень вам благодарна и никогда больше не буду такой навязчивой.
Ее сильно беспокоила его обнаженная грудь, то, как он смотрел сверху вниз своими ярко-синими глазами, видящими все: ее страх и неуверенность, которые она пыталась скрыть.
– Вы не сделали ничего дурного, – ответил он глубоким голосом. Девушка задрожала.
– Я выведывала у вас то, о чем вы не собирались говорить. Это нарушение тайны. Кому, как не мне, знать, насколько важно сохранение неприкосновенности личной жизни. Тем не менее я сунулась туда, куда не следует.
Оуэн чертыхнулся, подхватил рубашку, надел ее и взял Делфайн за руку.
– Пойдем.
– Куда?
– Куда-нибудь, где нам не помешают, – хмуро сообщил он.
– Вы до сих пор сердитесь, – заметила она печально. – Мы, принцессы, многое воспринимаем не так, как должно. Это нехорошо. Вероятно, я извинилась не слишком удачно.
– Не говори больше ничего. – Оуэн продолжал идти, его большая рука крепко держала ее руку.
Выйдя из дома, он направился к деревьям, росшим у ручья. У воды лежал громадный валун с углублением посередине. – Садись.
Девушка послушно села. И ждала. Он посмотрел ей в лицо.
– Это я должен был извиниться.
– Нет, я...
– Делфайн, – голос его звучал устало, – позволь мне закончить. Ты права, я сержусь, но не на тебя. Множество вещей меня огорчают, но твоей вины тут нет.
– Моя вина – моя настырность. У него вырвался короткий смешок.
– Что я такого сказала? – Его смех ее удивил.
– Ничего, Принцесса, но вот твой тон... Ты говоришь царственно и надменно, словно не допускаешь, чтобы решающее слово осталось не за тобой.
– Ну, – жалко улыбнулась девушка, – у меня так часто случается.
– Я знаю. Я всегда помню о твоем титуле. Всегда.
– Титул не может оправдать дурные манеры и настырность.
Оуэн простер вперед руку.
– Андреас прислал тебя сюда, потому что доверяет мне. Ты должна знать, откуда такое доверие.
– Вы друзья. Близкие друзья.
– И даже более того. У него действительно есть право просить у меня что угодно. Твое пребывание здесь для меня своего рода экстрим. Уверен, тебе, Андреасу, другим членам вашей семьи привычно предпринимать меры собственной безопасности, но я-то в этом ничего не понимаю. Тем не менее я согласился, потому что Андреас настоял. Я обязан поддерживать его безоговорочно. Был период в моей жизни, достаточно мрачный... вспоминать не хочется. Андреас тогда бросился мне на помощь, прилетел сюда, возился со мной, пока я не выкарабкался. Без преувеличений, он спас меня от саморазрушения. Вот почему твой брат может просить все, что пожелает.
Оуэн говорил обыденно, но во взгляде его сквозила боль – вспоминать ему было тяжело. Делфайн ощутила, как сжимается у нее горло.
– Ты не обязан мне все рассказывать.
– Но расскажу, Андреас, вероятно, и сам хотел, но потом решил уважить мое право на неприкосновенность личной жизни. Однако ты должна знать правду. Готова слушать? – (Делфайн проглотила комок в горле. Кивнула.) – Хорошо. Скажи, что ты уже знаешь, а я дополню. – Он сел рядом с ней и стал ждать.
Их разделяло некоторое пространство, но Оуэн немедленно ощутил ее близость и понял свою оплошность – ему вообще не следовало садиться. Тело было охвачено напряжением, но вставать теперь было неудобно.
Кроме того, его слишком влечет к Делфайн. Возможно, если он объяснит, что с ним произошло, между ними возникнет новый барьер. А барьеры ему нужны. Чем больше – тем лучше.
– Я знаю мало, – начала она. – Совсем мало. У тебя была жена, которая не хотела жить на ранчо. Ваш ребенок умер. И еще ты был против моего приезда.
– Потому что таким женщинам, как ты, это место не подходит.
– Чем оно плохо?
Оуэн помотал головой.
– Ничем. Мне оно нравится, для меня оно единственное, но такие, как ты, тут не приживаются.
Делфайн смотрела на него во все глаза.