7. Первый раз в первый класс
Утром, после недолгих процедур с удобствами во дворе, нас согнали в учебный класс. Несколько длинных столов, стоящих в ряд, заменяли привычные парты. Вошёл человек. С виду всё по отдельности было нормально, но несуразность так и сквозила в этом щуплом «прохфессоре».
— Меня зовут Блямб Пустозвон, — представилось нечто, окинув нас грустным взглядом. — Теперь хочу услышать ваши имена.
— Парб Большой! — первым встал мой вчерашний узурпатор кровати.
— Марамба Хваталка! — вслед за ним поднялась девица с длинными руками.
— Хараз Косоглазый…
— Тралка Усатая…
По очереди все называли свои имена и клички.
Наконец привстала и «карлуша».
— Фанни… Цветочек… — покраснев, произнесла она с лёгкой заминкой на прозвище.
— Ха! Вот тебя-то нам и не хватало, Цветочек! Я бы… — с гнусной ухмылкой сказал Большой.
— Понятно… — не дав развить мысль «горы», промычал наш учитель. — Опять все по убогости, а не по таланту обозначились. Будем менять! А ты чего молчишь?
Блямб посмотрел в упор на меня.
— Илий. Король Шутов, — с лёгким кивком, назвал я себя.
— Что? Сразу «король»? — удивлённо произнёс он.
— А чего мелочиться?
— Впервые… Да! Впервые такой самонадеянный юноша в этих стенах! А они, поверьте, видели немало!
— И его «откоролевствуем»! — заржал Парб.
— Это ваши дела, — продолжил учитель. — Как вы думаете? Почему меня зовут так?
— Много болтаете? — предположил длинный чувак по имени Жожоб Червяк.
— Нет! Я…
И тут он выдал:
Понятно? Я — мастер складывать стихи! Это — главное, что должен уметь приличный шут! Ответить на оскорбление или «пройтись» по важной персоне, не потеряв головы, очень сложно. А рифмы почти всегда спасают! Тут уж, правда, на кого нарвётесь… Кто из вас готов повторить?
Вспомнились славные денёчки в училище. Припахали как-то раз, в приказном порядке, меня стенгазету мастерить. «Ты, Золин, умеешь рифмовать — все знают! Вот и напиши что-нибудь от души про морпехов!» — сказали они. Мне очень не хотелось, но «заднюю давать» чревато. Мучился долго, а потом, разозлившись, почувствовал «вдохновение». Стенгазета не провисела и часа, сорванная рукой старшины. Ещё через час оказался по стойке «смирно» в кабинете начальника училища.
— Хм… — вчитываясь в написанное, вздохнул тот. — Давай-ка, курсант, сам.
Что делать? Надо! И я, потея от страха, пробубнил:
— Молодец, — по-отечески улыбнулся он. — А чего многоточия поставил, вместо таких «поэтически-прекрасных» слов? Говори уж и то, что в них скрыто! Или стесняешься?
— Устав не позволяет, — быстро нашлась отмазка.
— Допускаю. Поэтому вместо важного слова многоточия? Что же ты, Пушкин наш недоделанный, тему дальше не развил? Или по географии плохо? Столько ещё городов на карте, где наши бравые ребята могут «порезвиться»!
— Развил, но не опубликовал, — честно признался я, внутренне зажмурившись от своей наглости.
— Причины такой скромности?
— Одни многоточия. Не поймут.
— А ну-ка! — заинтересованно посмотрел на меня бывалый флотский офицер, — Садись и пиши оригинал! Только без купюр!
Дрожа до самых пяток, сел и за пару минут восстановил «поэму» полностью.
Несколько раз перечитав написанное, начальник училища ухмыльнулся:
— По сути, всё верно! Но ты — будущий офицер, и должен понимать одну вещь! Неважно, что у тебя в голове, а важно то, как и каким способом ты свои мысли доносишь!
Он аккуратно сложил листок и положив караман, пояснил:
— Друзьям покажу… Не пропадать же шедевру. Но, как только что сказал, думай ГДЕ и КАК! Неделя нарядов! К наглядной агитации больше, чем на три метра, не приближаться, если хочешь закончить обучение! И… Ещё чего сочинишь — неси сюда!
Запомнил этот случай надолго, но ума он мне не прибавил.
Сейчас же, слушая детские, примитивные стишки этого Пустозвона, в голове сами собой родились строки, которые я и озвучил:
— А ну-ка! — совсем не обидевшись на меня, заинтересованно проговорил Блямб, — Кажется, что ты начинаешь оправдывать своё наглое прозвище, Илий. Ещё можешь?