— Мы ищем человека по имени Макмагон, — сказал он и дал тюремщику шестипенсовую монету.
— Пойдемте, — ответил тот и провел их еще глубже.
Помещение без окон заполнял затхлый воздух. Тростниковые половики, устилавшие пол, уже давно потеряли свой первоначальный вид. Заключенные попадали сюда за особые проступки и не могли рассчитывать на снисхождение.
Тюремщик остановился подле неподвижно лежавшего человека и пнул его ногой. Но несчастный уже ничего не чувствовал. Он был мертв. Тюремщик равнодушно склонился над трупом и принялся снимать с него одежду. Все, что имело хоть какую-то ценность, превращалось в деньги.
— Ирландская свинья там. — Тюремщик кивнул направо. — Можете поговорить с ним, если хотите, но осторожнее. Он бешеный.
Ален быстро отвернулся от ужасного зрелища и подошел с Иеремией к заключенному, безучастно лежавшему на сыром каменном полу. Он был бос, в одних потрепанных бриджах. Его заковали в цепи так, что он практически не мог двигаться. Кроме кандалов на руках и ногах, шею ему сдавил железный ошейник, прикрепленный цепью к кольцу, торчавшему из стены.
— Должно быть, он здорово всех напугал, — заметил Иеремия, присев перед заключенным на корточки. — Ты Макмагон?
Несмотря на тяжелые цепи, молодой человек сел и оглядел посетителя ясным внимательным взглядом. Его волосы, склеившиеся от грязи, крысиными хвостами свисали на плечи. Неопрятная трехнедельная щетина покрывала бледное лицо. Его тело было таким худым, что под кожей вырисовывались кости.
— Мое имя Бреандан Мак-Матуна. Англичане называют меня Макмагон.
— Бреандан Мак-Матуна. Я правильно выговорил?
— Да. Способный ученик. Что вам от меня надо?
— Помочь тебе, сын мой, — сказал Иеремия, пытаясь несколько смягчить его.
Бреандан Мак-Матуна презрительно отвернулся:
— Зачем вам мне помогать?
— Затем, что я священник и твое спасение — мое дело.
Молодой ирландец невесело усмехнулся:
— Так вы тот самый поп, о котором столько рассказывают Вы, говорят, творите чудеса.
Но его недоверие все же растаяло. Он знал, как преданно служили своему делу миссионеры, тайком перебравшиеся в Англию. Малодушным здесь не было места, они рисковали своей жизнью.
Иеремия осмотрел заключенного с головы до ног. Даже под грязью, серым слоем покрывавшей его тело, молено было различить множество кровоподтеков. Садясь, Бреандан Мак-Матуна поддерживал правую руку. Очевидно, она была повреждена.
— Дай я посмотрю твое плечо, — мягко предложил Иеремия.
Он осторожно ощупал кости и попытался приподнять руку. Бреандан застонал от боли.
— Да, они тебя как следует отделали, парень. Вывихнуто плечо, его нужно вправить. Но сначала освободим тебя от этих варварских цепей.
Иеремия поднялся и подошел к тюремщику, ждавшему на выходе.
— Сколько вы хотите за более легкие цепи?
— Вы что! Он сумасшедший. Чуть не придушил одного нашего.
— После взбучки, которую вы ему устроили, он уже ни для кого не опасен. У него вывихнуто плечо. Кроме того, он оголодал. Судя по всему, он здорово вас напугал.
— Напугал? Не смешите меня! Ну ладно. За цепи полегче шесть шиллингов.
— И камеру получше. Я заплачу за него.
— Как хотите. Но если он еще раз поднимет шум, придется угостить его розгами.
Иеремия дал тюремщику денег. Вскоре появился один из тех заключенных, что прислуживают надзирателям. Он принес с собой инструменты и снял с Бреандана цепи. Железные браслеты глубоко врезались в тело, и теперь раны кровоточили. Прежде чем помощник наложил на него более легкие цепи, Иеремия с помощью Алена вправил плечо. Ирландец вскрикнул, чуть было не потерял сознание, но все же удержался и не упал.
Иеремия и Ален помогли ему встать и отвели в отсек повыше, там через зарешеченное окно в камеру по крайней мере проникало немного свежего воздуха. Здесь Бреандан будет делить кровать с другими заключенными, но ему все же не придется спать на голом каменном полу. Легкие цепи на руках и ногах гораздо меньше стесняли его движения. В них он мог передвигаться по тюрьме. В новой камере, кроме нескольких кроватей, стояли расшатанные табуретки. В камине горел огонь.
Иеремия достал мазь и натер ирландцу израненные запястья и щиколотки. Пристально вглядываясь в исхудавшее лицо, он спросил:
— Сколько ты уже не ел, сын мой?
— Четыре дня.
— Тогда пойдем в таверну.
Темную таверну освещали несколько тусклых светильников. Здесь можно было почти забыть, что это тюрьма. Арестанты пили и играли в кости. Беспрепятственно общались друг с другом мужчины и женщины. Опытные жулики обучали молодых искусству мошенничества, карманной кражи и взлома. Другие поучали новичков, как на суде проводится перекрестный допрос свидетелей, или помогали им найти «соломенные чучела». Так называли людей, за деньги дававших ложные показания. Как знак своего ремесла, в пряжки башмаков они вдевали соломинки.
Иеремия заказал пива. Оно было разбавлено и слишком дорого, но по крайней мере утоляло жажду, а надзиратели разносили только гнилую и вонючую воду. Иезуит раздал не весь хлеб и теперь положил оставшийся кусок перед Бреанданом, который с жадностью принялся есть.
— Почему ты здесь? — наконец спросил Иеремия.
По лицу ирландца прошла темная тень.
— Черт побери, я не знаю! Три недели назад за мной вдруг увязались трое. Они приходили в притон Уайтфрайарса, где я иногда ночую, и следили за мной в городе. Я никак не мог понять, чего им нужно, и удрал. Но они выследили меня и притащили-таки к мировому судье. Тот начал расспрашивать меня про троих, с которыми я подрался за несколько дней до этого.
— Что за трое?
— Точно не знаю, торговцы или что-то в этом роде. Во всяком случае, при деньгах и одеты прилично. У одного была шпага с дорогими ножнами.
— Почему ты с ними подрался?
— Я сцепился с ними вечером, когда они, пьяные, выходили из таверны. Один задрал меня, и я сказал ему все, что думаю. Поняв, что я ирландец, они начали меня оскорблять.
— И вместо того чтобы уйти, ты отплатил им той же монетой.
— А что, я должен просто так терпеть оскорбления? — вскинулся молодой человек. — Когда они поняли, что меня не запугать, то разошлись еще больше. Наконец один из них схватился за шпагу. Я был безоружен и испугался, что они меня просто заколют, ведь они были пьяные. Пришлось их опередить. Двоих я уложил кулаками еще до того, как они успели достать оружие. Третий, постарше, чем остальные, до тех пор он сдерживался — обнажил шпагу и пошел на меня. Но я оказался быстрее, схватил его за руку и вывернул так, что он выронил шпагу. Первые двое тем временем оправились, и я схватил его шпагу, чтобы отпугнуть их. И ушел. Они меня не преследовали, а шпагу я выбросил.
— И мировой судья расспрашивал тебя именно про этот случай?
— Да, он хотел знать, брал ли я шпагу. Я сказал, у меня не было другого выбора, так как мне угрожали.
— Понятно, — задумчиво сказал Иеремия. — Такое впечатление, что эти ребята хотят тебе отомстить. Возможно, они рассказали мировому судье совсем другую историю — будто ты их обокрал. Есть свидетели ссоры, которые могут подтвердить твои показания?
— Нет, я был с ними на улице один.
— Я попытаюсь выяснить подробнее, в чем тебя обвиняют. Может быть, и смогу тебе помочь.
Голубые глаза удивленно смотрели на Иеремию.
— Зачем вы это делаете, патер? Я никогда не смогу оплатить вам расходы. У меня ничего нет.
— У тебя есть друзья или родственники, которые могли бы поддержать тебя?
— Я всего полгода в Англии. Я хоть и жил в Уайтфрайарсе, ведь у меня не было денег на квартиру, но не жулик и не бродяга, что там живут. Они мне не помогут.
— Ты сказал, что всего полгода здесь, а уже побывал в суде, — ухмыльнулся Иеремия, повернув левую ладонь Бреандана вверх так, что стало видно клеймо под большим пальцем. Оно означало, какое именно преступление совершил его обладатель. В данном случае это было убийство.
— Драка, — объяснил Бреандан. — Тот парень неудачно ударился об угол стены и умер. Три месяца назад.