Существует, однако, еще возможность королевского помилования. С этой целью в конце заседания обычно составляют список возможных кандидатов, приговоренных к повешению. Но в этот список вносят только тех, кто прежде вел безупречный образ жизни и чья казнь равнозначна потере ценной рабочей силы. Кроме того, я думаю, сэр Джон употребит все свое влияние, чтобы помешать помилованию Макмагона. Он ведь раскошелился, чтобы засадить его на скамью подсудимых. Вы не можете себе представить, сколько процесс стоит истцу. Сначала нужно заплатить залог за себя и своих свидетелей, затем судебному писцу, который составляет обвинительное заключение, наконец, помощникам судьи, привратнику, секретарям, не говоря уже о свидетелях. Это в целом больше фунта. Очевидно, сэр Джон убежден, что Макмагон представляет опасность для общества. — Джеффрис вздохнул и покачал головой. — Нет, я думаю, вашего ирландца уже можно считать повешенным.
— Но вы все еще не посоветовали мне, как ему можно помочь, — настойчиво напомнил Иеремия.
— А вы, кажется, настроены решительно, — удивился студент. — Почему? Это жалкий уличный воришка, подонок общества. Да пусть его повесят — сэкономите деньги.
— Этому человеку нужна помощь, с ним обошлись бесчеловечно. Я не думаю, что он действительно сделал то, в чем его обвиняют.
— Ну ладно, если вы так настаиваете. Единственное, что вы можете сделать, это позаботиться о том, чтобы Макмагон произвел хорошее впечатление в суде. Приведите его в порядок, пусть он не выглядит бездомным отребьем. Внешний вид обвиняемого и манера держаться производят сильное впечатление на присяжных. Кроме того, попытайтесь добыть хотя бы пару его знакомых в качестве свидетелей. На том, у кого таковых не окажется, можно ставить крест.
Иеремия поблагодарил студента и попытался сделать то, что он ему посоветовал. Ему посчастливилось найти двух свидетелей, изъявивших готовность за оплату того времени, что они пропустят на работе, и вознаграждение за труды выступить на суде. Один из них был капитаном корабля, где ирландец какое-то время работал в доке, а другой владел школой фехтования и до ареста держал в помощниках Бреандана, так как тот очень ловко владел всеми видами оружия. В этой школе ирландец учил неуклюжих купеческих сынков фехтовать. Он приобрел это умение, когда в шестнадцать лет стал наемником сначала во французской армии, а затем, после Пиренейского мира, в португальской. В Англию ирландец перебрался уже позже, в поисках работы.
В день открытия судебного заседания Иеремия принес молодому человеку в тюрьму чистую одежду, одолженную ему Аленом, и мыло, чтобы помыться. Перочинным ножом священник сбрил Бреандану щетину, так как он зарос и действительно походил на бандита. Под щетиной, приятно удивившись, Иеремия обнаружил прекрасные черты, гармоничность которых привела бы в восхищение любого скульптора.
— Если бы присяжными были женщины, тебе нечего было бы бояться, сын мой, — пошутил Иеремия. — А теперь, поскольку ты опять похож на человека, к тебе и обращаться следует уважительно. Итак, мистер Мак-Матуна, я сделал все, чтобы вам помочь, но на суде все зависит от вас. Не забывайте — речь идет о вашей жизни! Проглотите вашу гордость, пока стоите перед присяжными, и не выходите из себя, если вам покажется, будто вас унижают. Если вы не сдержите ваш холерический нрав, вы погибли!
Иеремия сознательно сгущал краски, пытаясь испугать Бреандана. Может быть, так ему удастся убедить ирландского сорвиголову в необходимости быть осторожнее, смягчить его вспыльчивость, чтобы он не потерял самообладания на суде.
Вся эта подготовка к процессу, расходы на камеру и питание в Ньюгейте для Мак-Матуны, без чего тот бы умер с голоду, значительно облегчили кошелек Иеремии. А учитывая обычные расходы на бедных, которых он опекал, у него совсем ничего не осталось для себя. Но иезуит заметил, что ему не приходится ни о чем беспокоиться. С тех пор как он жил у Алена Риджуэя, каждое его желание исполнялось как по мановению волшебной палочки. Сначала иезуит даже не обращал внимания, что, когда он возвращался домой, на столе появлялся ужин. А поскольку он не был гурманом, то и не замечал, что все было наилучшего качества и роскошно сервировано, что у мистрис Брустер всегда в запасе был мешочек свежего чая, дорогого китайского напитка, которого Иеремия впервые отведал, будучи миссионером, у одного из португальских членов ордена. Удовольствие, получаемое от чая, он считал своим единственным грехом. Когда у него закончились бумага и перья и он скрепя сердце уже готов был отказаться от занятий, на следующий же день на столе лежали новые запасы. И только когда экономка как-то раз обронила странное замечание, он понял, в чем дело.
— Какая благодать, мистер Фоконе, что вы живете у нас, — радостно сказала она. — С тех пор как вы здесь, мастер Риджуэй велит покупать мне только лучшее мясо и самые свежие овощи, не говоря уже о сладостях. Видимо, дела идут очень хорошо.
Ее слова сначала раздосадовали Иеремию, а потом позабавили. В тот же вечер, когда они остались вдвоем, он подверг Алена настоящему допросу.
— Я уже давно намеревался спросить: вы нашли общий язык с леди Сент-Клер? — начал Иеремия, пытаясь поймать взгляд Алена. — Я ведь, как правило, возвращаюсь поздно, и она, приходя на исповедь, часто вынуждена дожидаться меня. Несомненно, вы беседуете.
— Ну, я не хотел бы, чтобы леди скучала.
— Ален, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Она давала вам деньги?
— Да, давала. Она сказала, что доверяет мне, и дала тугой кошелек, чтобы у вас было все, что нужно. Ее беспокоит, когда все, что она вам дает, вы тратите на милостыню и в конце концов у вас ничего не остается для себя. И я с ней согласен. Если бы вы жили так все время, вы бы уже давно подорвали свое здоровье. Чтобы помогать другим, вам нужны силы, и я позабочусь о том, чтобы они вас не оставили. Я бы делал это и без помощи леди Сент-Клер. Не скрою, я тоже не в проигрыше. Когда она приносит вам чай, у нее всегда с собой какое-нибудь лакомство для меня и остальных. Так что оставьте ей эту радость! А вы можете спокойно заниматься своими делами.
Иеремия не мог отрицать — речь Алена звучала убедительно. Он с радостью снял с себя материальные заботы, полностью предался духовным занятиям и больше не поднимал этот вопрос. Мысли Иеремии прервал знакомый голос.
— Мистер Фоконе, я так и думал, что вы придете, — поздоровался с ним Джордж Джеффрис, многозначительно улыбнувшись. — Вы хотите посмотреть, как будет вести себя ваш ирландец? Можно составить вам компанию? Я мог бы давать вам пояснения по ходу дела. — Он взял Иеремию под руку, чтобы не потерять его в толпе. — Сначала нам нужно найти место. В соответствии с английским правом процессы проходят открыто, что часто означает большой наплыв людей. Уберите деньги, я вас приглашаю!
Студент выудил из кармана несколько монет и заплатил за вход. По старинному обычаю меченосец города мог потребовать их от зрителей.
Стояла безветренная погода. Это было хорошо, так как одна половина зала судебных заседаний не имела крыши. Места для судей, присяжных и зрителей располагались на подиуме под навесом, а обвиняемые находились под открытым небом при любой погоде.
Джордж Джеффрис раздобыл для себя и своего спутника два хороших места, откуда хорошо было видно судей и присяжных, но далековато от заключенных, которые, как правило, были больны и завшивлены — еще одна причина, по которой зал заседаний частично не покрывали крышей. Для профилактики па кафедры судей еще рассыпали ароматические травы, хотя это было менее эффективно.
После того как лорд-мэр, рикордер, юридический советник, трое судей верховных судов и несколько городских советников заняли свои места, заседание объявили открытым.
Иеремия посмотрел вверх и увидел сэра Орландо Трелонея, сидевшего рядом с лордом верховным судьей Королевской скамьи, тоже одетым в ярко-красную мантию, отороченную горностаем. Только одного из них украшал не парик, а туго обтягивающая голову белая льняная шапочка, завязывающаяся ленточкой под подбородком. Она сохранилась от формы ордена барристеров. К нему принадлежали все судьи, но за последние сто лет он утратил свое значение. Места, добытые студентом, так удачно располагались, что Трелоней узнал в толпе Иеремию и ответил ему взглядом.