Когда были зачитаны комиссии, уполномочивавшие судей судить заключенных Ньюгейтской тюрьмы, члены Большого жюри, пришедшие вместе с лорд-мэром из ратуши, принесли присягу. Дело переходило в суд только после того, как они принимали соответствующее решение.
Арестованных небольшими группами привели из Ньюгейта. Кандалы, сковывавшие их руки и ноги, звенели на полу. Первым предстал перед судом полуголый, в лохмотьях, человек, обвиняемый в конокрадстве. Его ужасный вид свидетельствовал о том, что он провел в глубоких подземельях Ньюгейта не одну неделю. Он был неописуемо грязен, седые волосы лоснились от жира, кожа под склеившейся от грязи бородой имела какой-то трупный оттенок, а запах, исходивший от него, заставил присутствующих отпрянуть. Дрожа всем телом и шатаясь, он то и дело хватался за железную решетку, отделявшую его от судей и присяжных. Лихорадочный взгляд его блуждал по залу. Не было никаких сомнений в том, что арестант был болен тюремным тифом и не мог опровергнуть обвинения, выдвинутые против него владельцами украденной лошади.
Джордж Джеффрис, сидевший рядом с Иеремией, пальцами растирал листья мяты, стараясь заглушить доносившийся до них тошнотворный запах. Другие зрители держали под носом пузырьки с уксусом или камфорой.
Процесс длился не больше двадцати минут. После судебного следствия пришла очередь следующего обвиняемого. Когда завершились все процессы первой группы заключенных, присяжные удалились на совещание и к присяге были приведены присяжные для следующей группы. После чего для оглашения своего решения вернулась первая группа присяжных. Конокрада признали виновным.
— Конокрадство не подлежит привилегии духовного статуса, — заметил Джордж Джеффрис. — Его повесят, если только судья не внесет его имя в список для королевского помилования.
До обеденного перерыва были приняты решения по девяти делам.
— Сейчас судьи вместе с лорд-мэром и шерифом пойдут обедать, — объяснил студент. — В три часа заседание продолжится. Чуть ниже на улице есть таверна. Не хотите ли чего-нибудь перекусить?
— Неужели вы меня приглашаете? — удивился Иеремия. — Чего вы от меня ждете? Для вашей карьеры я вам не пригожусь.
— Вы очень недоверчивы, как я погляжу. Но я не обижаюсь. Вы мне симпатичны. Вполне возможно, в адвокатской карьере вы мне и не помощник, но вы хороший врач, а мне, может статься, когда-нибудь потребуются услуги врача.
Глава четырнадцатая
После сытного обеда сэра Орландо Трелонея начало клонить в сон. Вялым взглядом обведя роскошный зал на втором этаже здания суда, он заметил — его братья и советники тоже не прочь соснуть. Крутя в руке бокал с вином, он улавливал обрывки разговоров, не вникая в их смысл. Но вдруг кое-что привлекло его внимание.
— Советник Дин говорил со мной об этом Макмагоне, — сказал рикордер. — Он считает его отъявленным вором и бывшим наемником, ныне промышляющим разбоем. Сэр Джон хочет быть уверен, что его обезвредят.
— Понятно, — ответил лорд-мэр. — Когда его дело?
— Сегодня после обеда, милорд.
Сэр Орландо задумался. Макмагон. Уж не тот ли это ирландец, который видел, как Джек Одноглазый подменил ему плащ? Трелоней прекрасно помнил склонившегося над ним человека, когда он пришел в себя, и мертвую хватку Макмагона. Опьяневший судья очень испугался, когда его кто-то крепко схватил, он сразу же решил, что это разбойное нападение. И теперь оказывалось, его предположение не так уж далеко от истины. Мимолетная встреча произвела такое сильное впечатление на Трелонея, что ирландец даже возникал в его кошмарах во время болезни. Полезно будет еще раз увидеть терзавший его призрак, чтобы избавиться от воспоминаний.
Лорд верховный судья сэр Роберт Хайд потянулся в кресле и от души зевнул.
— Джентльмены, я думаю попрощаться с вами на сегодня. Увидимся завтра утром.
Брат из Суда казначейства и два городских советника присоединились к нему. Затем лорд-мэр обратился к Трелонею:
— Сэр Орландо, если вам также угодно удалиться, на остаток дня я могу взять председательство на себя. Трудных случаев больше не предвидится. Рикордер и юридический советник проконсультируют меня по правовым вопросам. — Видя замешательство Трелонея, он добавил: — Мне известно ваше чувство долга, но вы только что перенесли тяжелую болезнь. Всем ясно, что вам необходим отдых.
Сэр Орландо внезапно подумал, что от него хотят избавиться, и твердо решил остаться.
— Благодарю за заботу, милорд, но именно потому, что меня так долго не было, я чувствую потребность в работе. А теперь простите, я немного пройдусь по саду.
Было почти три часа, и зрители постепенно собирались во дворе. Выглянув в лестничное окно, сэр Орландо заметил в толпе иезуита. Подчиняясь какому-то импульсу, он подозвал судебного слугу.
— Видите того высокого худого мужчину в черном? — спросил он, указывая в окно. — Проведите его ко мне в сад.
— Будет исполнено, милорд.
Иеремия удивился, когда к нему подошел слуга и попросил следовать за ним. Сэр Орландо ждал его возле обсаженной травами цветочной клумбы.
— Я позвал вас, доктор Фоконе, так как хочу узнать ваше мнение по делу, которое будет слушаться сегодня, — начал Трелоней. — Поскольку лорд верховный судья удалился, мне придется взять председательство на себя. Возможно, вы знаете, что обычно мы советуемся с внешними, как правило, с заслуженными представителями общин, чтобы составить мнение об обвиняемом и решить, следует ли вносить его имя в список, предоставляемый королю для помилования. Советник, обвиняющий Макмагона в разбойном нападении, считает его неисправимым и опасным. Поскольку мне известно, что вы говорили с ним в тюрьме, я хотел спросить, разделяете ли вы это мнение.
— Сэр, возможно, Макмагон буен и драчлив, но он точно не вор, — твердо сказал Иеремия.
— Почему вы так в этом уверены?
— У него абсолютно ничего не было, когда его бросили в тюрьму. И судя по всему, до ареста он тоже голодал. Милорд, если бы он действительно был вором, ему бы не пришлось так нуждаться.
Сэр Орландо с сомнением досмотрел на Иеремию. Такой аргумент не убедил его.
— Благодарю вас. Но, мне кажется, в данном случае вы пристрастны. Ирландец ведь, конечно, католик.
— Да, католик, — подтвердил иезуит. — Но только из-за этого я бы не стал защищать его. Посмотрите на него сами, сэр. Вы убедитесь в его честности.
Так как в Олд-Бейли решались дела двух административных округов — города Лондона и графства Мидлсекс, — существовало и две группы присяжных, поскольку по закону каждый англичанин имел право подвергнуться суду земляков. После обеденного перерыва сначала привели группу заключенных из Мидлсекса, чьи дела слушали двенадцать присяжных из графства. Когда они удалились в отдельное помещение на совещание, в зал ввели пятерых арестантов из Лондона. Одним из них был Бреандан Мак-Матуна, одетый в чистую льняную рубашку и бриджи, которые дал ему Иеремия. Лицо его в отличие от других арестантов было гладко выбрито, длинные спутанные волосы тщательно убраны со лба. Запястья и щиколотки его сковали железные браслеты, соединенные цепями, но когда ирландца вызвали к барьеру, он двигался уверенно и точно, словно не чувствуя кандалов.
— Брендан Макмагон, подними руку! — потребовал писец.
— Мое имя Бреандан Мак-Матуна! — высокомерно ответил ирландец.
Писец в замешательстве посмотрел на судью Трелонея, так как, пока обвиняемый не поднял руку, подтверждая тем самым свое имя, нельзя было начинать процесс.