Львиные копи — так назывался спутанный клубок пещер в двух днях пути на север от Малета. Многочисленные входы в них издырявили Великий хребет. Правда, сконцентрированы они были на довольно компактной территории. Метров триста вдоль подножия многотысячных пиков, с вершинами, едва различимыми среди облаков.
Почему «львиные», и почему именно «копи» — чиуру давно уже не помнили, но местности на сутки пути вокруг них традиционно опасались.
«Что б вас! — наступив на очередную неровность, моя голова приподнялась на пару сантиментов выше, и макушка в очередной раз шаркнула по потолку. — Да, что за карлики здесь чудили-то…»
Подробностей в темноте было не рассмотреть, поэтому пришлось наклоняться. Факел делал меня куда уязвимей для нападения, поэтому я и решил от него отказаться, но тут образовалась другая проблема.
Дар Жреца хорошо высвечивал живых, но скалы, почву и какой-нибудь тысячелетний мусор на «внутреннем радаре» — отмечались просто в виде слегка размытого темного контура. При этом живых было видно вне зависимости от того, теплокровная это тварь или какая-нибудь змея, черепаха, ядовитый паук, гигантская мокрица.
В местном климате всего этого было слишком много, поэтому при выборе видеть все это мерзкое многообразие издалека или в подробностях различать дорогу — выбор был очевиден. По крайней мере, для парня из средней полосы…
Нащупав препятствие, я с удивлением «узнал» кость. Скорее всего, берцовую — от какого сравнительно крупного млекопитающего, а возможно и человека.
«Все страньше, страньше…»
Местные пещеры, кстати, помимо необычной формы удивляли и не менее удивительной чистотой. Пыль, насыпи из мелких камней там, где они расширялись или пересекали пустоты куда более привычный формы. И тут — на тебе, после нескольких часов исследований, — кусок чьей-то ноги. Осмотревшись, я убедился: да, другие части неизвестной жертвы отсутствовали.
«Все-таки один единственный кусок чьей-то ноги. Неужели наконец-то нащупал правильный путь…»
Отложив кость в сторону, поближе к стене, чтобы опять ее «не найти», я перехватил секиру, и зашагал дальше. Лезвие оружия, которое досталось мне от канаанея практически убившего Катю, было из очень узнаваемого металла. Того же самого, что и мой давний кинжал, больше трех лет назад прервавший жизнь «немертвого» в Долине ушедших[32], и так глупо потерянный еще через полтора года в подземельях Нойхофа[33].
* * *
Последнее время я как мог, старался избегать Катиного общества.
Нет, она не перестала быть моим другом, но наблюдать за тем, как ее аура темнеет, а тело — просто иссыхает, и все это практически в режиме реального времени, — было слишком уж мучительно. Это ведь еще и подтачивало мою уверенность в себе.
После того, как я проникся ощущением бесшабашной вседозволенности, что внушал жреческий дар, и сама здешняя медицина, иная точка зрения на реальность была, что нож острый. В голову начинали лезть совсем уж неприятные мысли о собственной уязвимости. О том, что любой наконечник копья, меч, топор или кинжал в руках какого-нибудь ничтожества может оказаться смертельным и для меня тоже…
В общем, медленное угасание Кати было колодцем в такие глубины рефлексии, что заглядывать туда и одновременно заниматься полноценной подготовкой к походу, становилось трудновато. Девушка чувствовало все это, и не настаивала на прежних, ежедневных визитах.
И вот теперь, когда я уже смирился, что нужно всего лишь дождаться, а потом, пристойно похоронить ее, аптекарь Вис (чтоб его — Корявый), заявляет: все не так однозначно и есть годные варианты. Особенно для меня, чужака, выросшего вне традиционных фризских страхов о жизни и смерти, о героях, которым не дали спокойно умереть, а они вернулись и устроили друзьям и родне «веселую, но недолгую жизнь…»
В бывшем СССР благодаря Голливуду на слуху была лишь история о чудовище Гренделе[34], но у фризов, как и земных скандинавов и германцев вообще, таких сказочек хватало. Да и воспринимались они, как вполне себе подлинные рассказы. Чем, как минимум в этом мире, они и были.
Совет, который аптекарь обсуждал в малетском трактире с кем-то из собутыльников, заключался в том, чтобы захватить (очистить от нынешних хозяев) или при удаче найти брошенный склеп, и временно поместить Катю в Сердце Вечности[35]. Там ее жизнь замрет, и мало того, что перестанет столь стремительно вытекать. По словам Виса, там она понемногу начнет еще и «отыгрывать» у Смерти.
И пусть на то, чтобы полностью вылечиться понадобятся десятилетия, если не столетия (никто точно не знал всех раскладов), но прямо сейчас девушка точно выживет. Ну а у ярла появится вдоволь времени на поиски куда более опытных лекарей.
32
Победа над немертвым — это событие книги первой «Конунг: Вечный отпуск» (начало ноября 2017 года)
33
Потеря кинжала — случилась во время поединка с наследником бывшего треверского ярла и описана в книге второй «Конунг: Треверская авантюра» (середина июня 2019 года)
34
Грендель — чудовище из англосаксонской эпической поэмы «Беовульф». Является одним из трех антагонистов главного героя, вместе со своей матерью и драконом. Он, как правило, изображается в виде антропоморфного чудовища огромного роста (великана-людоеда), хотя в тексте его описание лишено определенности.
35
Сердце Вечности — так называют большое темное облако, клубящееся вокруг некой условной точки, в самой нижней камере храма-пирамиды. Любое живое существо неподвижно находящееся в нем, через некоторое время как бы засыпает, процессы в организме замедляются, и оно может находиться в таком состоянии сколько угодно долго. Жрецы нередко временно помещают туда самых тяжелых больных, при наплыве пациентов. Древние расы владели технологией создания этого эффекта и вне храма. Именно по такому принципу работают местные вневременные некрополи. Но учитывая неприятные побочные эффекты такого бессмертия, у фризов оно под запретом.