— Нет, мне всё ясно, — прервал его эрландец, вздохнув с явным облегчением, — я отказываюсь от вашего, так сказать, предложения.
— Но…
— С ангризи безопаснее воевать, чем дружить, — демонстративно брезгливо он отодвинул от себя листок и опять скрестил руки на груди.
Джеймс нескрываемо скрипнул зубами:
— Похоже, Вы действительно глупец. Политика — это искусство договариваться, это утонченная игра, а не базарная болтовня или глупое геройство!
— Охотно верю, — беззаботно закивал тот, — в этом — ангризи верю. Только однажды вы доиграетесь. Отравитесь собственным ядом.
— Что ж, — Джеймс быстро взял себя в руки, — тогда не смею Вас более задерживать. Только, весьма вероятно, нам еще предстоит вернуться к моему предложению, — вряд ли Джеки так просто откажется от своей затеи. Принципиальность эрландца ждут серьезные испытания.
— Лучше не тратьте на меня свое бесценное время, — вызывающе парировал изменник. Сейчас он был очень доволен собой.
Джеймс не счел нужным продолжать их нелепый спор. Он сложил бумагу и чернильницу и уже собирался позвать охранника, когда ему пришла, по сути, нелепая, но очень заманчивая идея. Решив, что всё равно ничего не потеряет, лорд невозмутимо спросил:
— Ах да, позволю себе еще один вопрос… Не знакомы ли Вы или кто-то из Ваших соратников с леди по имени Рената Лайтвуд?
Эрландец опять перестал улыбаться. Но на сей раз его лицо резко побледнело, он весь словно окаменел, даже взгляд стал неподвижен. Джеймс понял, что случайно напал на нужный след и терпеливо ждал реакции. Наконец тот с видимым трудом разлепил губы:
— А зачем Вам… Лайтвуд?
— Это касается моей работы в комитете, — мягко ответил лорд, — уверяю, это не относится ни к «Эрландской Армии Освобождения», ни к атлантийскому флоту. Так, я понимаю, имя Лайтвуд Вам знакомо?
— Что Вам от неё нужно? — деревянным голосом переспросил Кейсмен.
— Я же сказал, это касается моей работы в комитете, — Джеймс чувствовал, что вот-вот начнет кашлять. — Вам, может быть, предоставить подробный письменный отчет, чем я там занимаюсь?!
— Охрана! — взвился из-за стола эрландец. — Я больше не хочу говорить с этим жуликом, уведите меня!
Металлическая дверь оглушительно заскрежетала. Охранник ворвался в допросную и встревоженно уставился на Джеймса:
— Сэр? Всё в порядке?
— Да, — буркнул Джеймс, сдавленно кашлянув, — можете уводить.
Пусть Дишер сам выколачивает из этого упрямца, что хочет, раздраженно думал он, сбегая по лестнице и хватая ртом воздух. Только как бы попросить адмирала выколотить еще кое-что… что-нибудь… что-нибудь про эту треклятую…
— Вы?! — столкнувшись у подножия лестницы, Джеймс и Рената выразили совершенно одинаковое возмущение.
— Что Вы здесь делаете? — первой пришла в себя леди фининспектор.
— Могу задать Вам такой же вопрос, — парировал Джеймс, едва переведя дыхание.
— Я здесь по долгу службы, — презрительно фыркнула она, — а Вы?
— Аналогично. Вы пришли к эрландцу?
— Эрландцу? — она сбавила тон и недобро прищурилась. Джеймс старался не упустить ни единого её движения. — Причем тут… Впрочем, мне некогда сейчас с Вами болтать. Не забудьте, у нас сегодня в два часа встреча с агентом, — она решительно шагнула на лестницу.
Но Джеймс весьма грубо схватил её за локоть. Вполне материальный локоть, по видимому, из плоти и крови, мельком отметил он.
— Что Вас связывает с этим эрландцем?
— Да с каким еще эрландцем?! — она гневно выдернула руку. — Прекратите скандал, Вы мешаете мне работать!
Опомнившись, Джеймс отступил на шаг назад. Он мысленно отругал себя за нелепый срыв. Неужели это общение с дикарями на него так влияет?
— Прошу прощения… Но будьте так любезны, явиться на место встречи не позже половины второго!
Рената еще раз презрительно фыркнула и скрылась в полумраке второго этажа.
Глава 10. Война и наука
Эрландец, даже средней степени фанатичности, способен вывести из себя буквально кого угодно. Джеймс ехал с недопустимым превышением скорости, тщетно стараясь подавить раздражение. В его голове крутился только один вопрос — что связывает бунтовщика с Ренатой Лайтвуд?
Шумные улицы Лондониума проносились по сторонам и теперь казались Джеймсу какими-то мрачными, чуждыми, тревожно-подозрительными, словно за ними, как за ширмами, кто-то прятался и наблюдал. Возможно, так оно и есть.
Письмо анонимного доброжелателя он перечитал трижды, после чего мог уверенно сказать две вещи: во-первых, автор письма знает о Карле Кинзмане нечто, заслуживающее внимания. Во-вторых, автор послания знал отца Джеймса. И знал, похоже, гораздо лучше, чем сам наследник герцога Мальборо. Знал о графе Ди.