— Какое это имеет отношение к Кинзману? — перебил Джеймс. — Он что, торговал еще и пушниной? Или оружием?
— Нет, ничем таким он не торговал! — выпалил Мейси и еще больше смутился. — Мы с ним просто разговаривали об этом… И о моей научной работе.
— Значит, Вы были хорошо с ним знакомы? Можно назвать вас друзьями?
— Э… Не совсем, — замялся тот, отводя взгляд. И вдруг опять зачастил, словно боясь, что собеседник его оборвет на полуслове: — мистер Кинзман просто интересовался моими исследованиями, я рассказывал ему о бедственном положении коренных жителей. Ведь их не только сгоняли с исконных земель, обрекая на голод, просто расстреливали или дарили зараженные оспой одеяла! Их еще и намеренно ожесточали. Например, скальпирование было у них редким военным обычаем, но наши колонисты исказили всё до неузнаваемости. В восемнадцатом веке атлантийской администрацией было введено вознаграждение за скальпы, примерно сорок фунтов за скальп француза или индейца из племени, воевавшего на стороне французов. А после восстания североамериканских колоний наше правительство призвало индейцев выступать против американцев и снабжало их оружием.
— Мистера Кинзмана всё это интересовало?
— Да, да!
— Вероятно, он упоминал о столь же нелегкой участи аборигенов Тасмании? — беспечно предположил Джеймс.
Мейси опять стушевался:
— Да, кажется, упоминал…
— А Вы сами не были в Тасмании?
— Нет…
— А кто-нибудь из Ваших знакомых там бывал, скажем, недавно или лет двадцать пять назад?
— Нет! — выпалил тот. — Я никого не знаю!
Ученый совсем не умел врать. Но как заставить его сказать правду? И насколько предполагаемая правда может касаться сэра Голди?
— Вероятно, если он так интересовался Вашей работой, то мог общаться и с другими учеными, — мягко предположил Джеймс, — или с кем-то из Географического общества?
Мистер Мейси приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но осекся, неловко вздохнул и закашлялся.
— А сэр Голди не упоминал о нем? — также мягко спросил Джеймс. Ему хотелось отбросить проклятую вежливость, схватить почтенного профессора за отвороты пиджака и хорошенько встряхнуть.
Тот лишь мотнул головой, судорожно вздыхая. Джеймс тоже сделал глубокий вдох, стараясь подавить раздражение.
— Он знал о них, — вдруг произнес ученый. Слова прозвучали за один выдох, почти слитно и очень тихо.
Но Джеймс расслышал.
— О детях Лилит? О вампирах?
— Да.
— Он рассказывал Вам?
— Нет… Не много. Он говорил только, что их нужно уничтожить, — руки мистера Мейси задрожали и он попытался спрятать их в карманы пиджака, — уничтожить, во что бы то ни стало, иначе они погубят всех!
— Вы знаете, кто им покровительствует?
— Нет, нет, я больше ничего не знаю!
— А сэр Голди…
— Нет, он здесь вовсе ни причем! — ученый перестал прятать руки и замахал ими перед собой. — Он про них ничего не знает!
— Но тогда…
— Джентльмены, — спокойный, приветливый голос заставил вздрогнуть и замолчать их обоих.
Оглянувшись, они заметили благовидного господина средних лет с аккуратными седыми усами.
— Ч-чем можем быть полезны? — выдавил мистер Мейси. Он не знал, кто был перед ними, а вот Джеймс мгновенно вспомнил любезнейшего мистера Смита.
— Мистер Мейси, Вас, кажется, спрашивает сэр Голди, — улыбнулся агент Тайной службы.
— Да? — вздрогнул тот. — Да, да. До свидания, — и, неуклюже кивнув Джеймсу, поспешил ретироваться.
Выражение лица мистера Смита оставалось вежливо-благожелательным. Но светлые глаза излучали холод. Так иногда смотрят строгие преподаватели колледжа, и хочется немедленно начать оправдываться, даже если ни в чем не виноват. Но Джеймс как раз был виноват.
— Мистер Смит, добрый день, — начал лорд, как можно более непринужденно, — сожалею, что дело с профессором Адамасом всё еще не завершено. Я намереваюсь поговорить с ним еще раз, более серьезно…