«И что там с этой застежкой?» — спросил он, снова оборачиваясь к Дункану.
Дункан и Дугал одновременно улыбнулись. «Ну, это же эмблема МакЛейнов — видите, у льва закрыты глаза — это спящий лев МакЛейнов. Эту застежку сделал мой отец специально для меня. А я подарил ее своей жене в свою первую брачную ночь.»
«Вашей жене?..» — пробормотал изумленный Келсон.
«Матери Дугала, как выяснилось,» — счастливым голосом сказал Дункан.
— «Понимаете, Дугал — мой сын.»
Келсон плохо помнил, что происходило в тот вечер потом, но пришедшее затем осознание этой новости подарило ему радость, которая действительно смогла смягчить шок от смерти Сиданы. Но стоило ему вспомнить о печальных днях перед похоронами, самих похоронах и его походах к простой могиле в склепе, в котором покоились все остальные короли и королевы Гвинедда, как имя Сиданы в устах его матери вернуло его от воспоминаний к реальности.
«…не можешь вечно печалиться по этой Сидане» — сказала она. — «Ты ведь даже не знал толком эту девочку. Ты должен найти себе новую невесту. Для этого я и вернулась из монастыря: помочь тебе найти невесту. Подходящая неветса поможет тебе избавиться от наложенного на тебя проклятья.»
«Господи, чем же Вас не устроила невеста, которую я выбрал?» — раздраженно спросил Келсон, стукнув кубком по столу. — «Мама, даже по вашим стандартам, Сидана была „подходящей“ по всем статьям: принцесса из благородного семейства, союз с которой мог привести к длительному миру, молодая и красивая, и, я уверен, способная произвести на свет здоровых наследников.
Кроме того, она не была Дерини и даже не сочувствовала Дерини. И ее собственный брат убил ее острым недеринийским ножом!»
«Вы же знаете, что я имела в иду не это…» — начала Джеана.
«Мама, не учите меня, что такое „подходящая“ невеста,» — перебил ее Келсон. — «Я был готов выполнить свой долг, чтобы обеспечить преемственность на троне, и выбрал невесту „подходящую“ по всем статьям. И Вам должно быть понятно, что я отнюдь не горю желанием снова окунуться в супружескую жизнь, тем более так скоро после смерти прежней невесты!»
Джеана покачала головой, губы ее сжались в тонкую линию. — «Конечно не сейчас, Келсон. Но вскоре…»
«Не очень скоро, матушка. Еслы Вы забыли, то напоминаю Вам, что этим летом меня ожидает война — это лишь небольшая часть того, что досталось мне в наследство после моего краткого брака. Кроме того, ее семья обвиняет меня в ее смерти, как и в смерти Лльювелла, как будто их мятеж, поднятый в Меаре не зашел слишком далеко. Помимо того, что они требуют независимости Меары, они хотят еще и кровной мести, несмотря на то, что Сидану убил Лльювелл, а не я, а он сам был казнен за убийство, а вовсе не потому, что я жаждал его крови.»
«Рано или поздно тебе все равно пришлось бы покончить с ним,» — ледяным тоном сказала Джеана. — «Пока он был жив, он был угрозой для тебя. И рассуждать о нем…»
«Мама…»
Сердито выдохнув и громыхнув тяжелым стулом по каменному полу, Келсон резко встал и поглядел на Найджела и Мероду, которые за время его перепалки с матерью не промолвили ни слова.
«К счастью, вопрос о том, как мне пришлось бы поступить с Лльювеллом, так и остался академическим,» — терпеливо сказал Келсон, взглядом показывая Найджелу, что им пора идти. — «Я не желаю больше обсуждать этот вопрос сейчас. Завтра утром командующие моей северной армией отбывают в Кассан, и мы с Найджелом должны многое обсудить, прежде чем они уедут. Дядя, пожалйста, извинитесь за нас перед дамами. Нам надо многое сделать, прежде чем мы отправимся спать.»
Кодга Найджел поднялся, Келсон был изумлен его хладнокровием. Он знал, что Найджел безоговорочно доверяет ему и его друзьям-Дерини, а они — ему, но Найджел все равно должен был испытывать некоторое беспокойство по поводу предстоящей им «работы», хотя бы потому, что работать будут над ним, а он не знал, что именно с ним будут делать. Тем не менее, его поведение говорило о том, что всего лишь следует своим обязанностям: он просто накинул свой плащ на плечи и посоветовал Мероде не ждать его.
«Дорогая, ты же знаешь какими долгими могут оказаться совещания у Келсона,» — сказал он. — «Мы можем просидеть полночи, а тебе и маленькому нужен отдых.»
Мерода улыбнулась и положила руку на свой выпирающий живот, глядя на мужа, направившегося следом за Келсоном к выходу. Когда за ними закрылась дверь, она задумчиво посмотрела на Джеану. Джеана выглядела немного растерянной, как будто пыталась понять, как это Келсону удалось ускользнуть от нее.
«Пока тебя здесь не было, он здорово вырос, правда?» — спросила Мерода.
Джеана опустила глаза. «Я еле узнала его,» — прошептала она. — «Он такой солидный и воинственный… и взрослый.»
«Дети растут,» — ласково сказала Мерода. — «Я поняла это, глядя на Коналла. А осенью и Рори станет совершеннолетним — хотя у четырнадцатилетних еще есть немного времени, чтобы побыть мальчишками.»
«У моего ребенка этого времени не было,» — пробормотала Джеана.
«Не было. Но к тому времени, когда Келсону исполнилось четырнадцать, он уже стал королем. А для того, чтобы Рори оказался в такой же ситуации, должна случиться настоящая катастрофа. Нет, Рори еще какое-то время побудет моим маленьким мальчиком, как и Пэйн. А скоро появится еще один малышю Я очень надеюсь, что в этот раз будет девочка.»
Джеана поморщилась. «Девочка, которая рано или поздно станет пешкой в династических играх?»
«Девочка, которая, если на то будет воля Господа, выйдет замуж по зову сердца,» — ответила Мерода. — «У нее есть три старших брата, которые продолжат династию, и я не вижу причин заставлять ее выходить замуж против ее воли. А, может быть, она решит посвятить себя Церкви. Думаю, что тебя бы это порадовало.»
Джеана, водя кончиком пальца по маленькой лужице эля на столе перед ней, горько усмехнулась. «Если бы у меня был выбор, я бы выбрала Церковь. Это не дало бы распространиться той заразе, которую я ношу в себе,» — пробормотала она.
«А что было бы в этом случае с Келсоном?» — возразила Мерода. — «Не говоря уж о том, что он не был бы Келсоном, если бы у него была другая мать, разве он смог бы выстоять против Кариссы, не обладая силой, унаследованной от тебя?»
«Он мог бы погибнуть,» — признала Джеана. — «Но, по меньшей мере, он был бы человеком, а душа его не была бы запятнана проклятьем принадлежности к Дерини, на которое я обрекла его, вынашивая.»
Покачав гловой, Мерода тяжело встала из-за стола. — «Ты что, никак не можешь смириться с этим? Джеана, ты — Дерини. Ты ничего не можешь поделать с этим. А, может быть, это вовсе и не проклятье. Я уверена, что в этом должно быть и что-то хорошее.»
«Боюсь, ты слишком много слушала моего сына,» — печально сказала Джеана. — «Нет, Мерода, это — действительно проклятье. Это — язва, гноящаяся во мне… и при дворе моего сына. И не будет мне покоя, пока я не найду способа, чтобы очистить от этого себя и своего сына.»
Тем временем, в другой части замка шло очищение, которое не имело ничего общего с тем, что имела в виду Джеана, и проводил его человек, в котором сидела та самая «зараза», которой так опасалась Джеана. Бормоча ритуальные слова очищения, епископ Дункан МакЛейн медленно обходил примыкавшую к его кабинету крошечную часовню святого Камбера, обрызгивая ее стены святой водой. В воздухе чувствовался запах ладана. Дугал, стоявший в проходе, ведущем к кабинету, с почтением наблюдая за действиями отца, произносил требуемые ответы. Каждение и окропление часовни были последними действиями, которые не только очищали помещение, которое и без того было освящено своим предназначением, но и помогали участникам ритуала сосредоточиться.
«Asperges me, Domine, hyssopo, et mundabor: lavabis me, et super nivem dealbabor.»
«Amen.»
«Pax huic domui.»
«El omnibus habitantibus in ea.»
Мир этому дому…
И всем, живщим в нем…
Когда они закончили и Дункан отложил в сторону свои священнические принадлежности, отец и сын вернулись в кабинет, задернув при этом портьеру, которая обычно закрывала дверь в часовню. Дугал на мгновение задержался, благоговейно глядя на портьеру, пока Дункан усаживался за круглым столом перед камином в своем кабинете. Единственным источником света в комнате, не считая камина, была свеча, горевшая посреди стола. Через мгновение Дугал сел рядом с отцом, продолжая время от времени поглядывать на дверь, закрытую теперь портьерой.