Лафкадио Хирн
«Королевское правосудие»
Lafcadio Hearn
«The King's Justice» (1884)
…Хвала Творцу всего, тайна существования которого неведома; кто пометил все Свои создания отпечатком, хотя не оставил видимых следов Самого Себя; кто является Душой душ; кто сокрыт в том, что сокрыто!… Несмотря на то, что небесный свод открывает свои мириады миллионов глаз во тьме, он не в силах увидеть Его. И все же Солнце каждую ночь склоняет свой пылающий лик на западе, почитая Его; каждый месяц Луна падает в обморок, изумляясь Его величию… Вечно Океан вздымает свои тысячи волн, провозглашая Его славу; Огонь стремится подняться к Нему; Ветры шепчут о Его тайне… И на весах Его справедливости даже вздох имеет вес…
В первом рассказе Первой книги Гулистана, где повествуется о Поведении Правителей, говорится, что персидский монарх собственными устами осудил военнопленного и приказал предать его смерти.
И узник, находящийся в поре юности и полноты сил, размышлял в своем сердце обо всех днях, которые он мог бы прожить иначе, обо всей красоте, которую он мог бы приласкать, обо всем счастье, которое мог бы познать, обо всех надеждах, которые могли бы расцвести для него. Сожалея об этом и видя перед собой только слепую и безлунную ночь смерти, и понимая, что прекрасное солнце никогда больше не взойдет для него, он проклял правителя на языке своей собственной страны, громко и с безумной страстью. Ибо есть поговорка: «Тот, кто омоет свои руки жизнью, истинно скажет все, что в его сердце».
Король, услышав страсть в голосе этого человека, но не понимая варварского языка, на котором он говорил, обратился к своему первому визирю, спросив его:
— Что говорит этот пес?
Но визирь, будучи добросердечным человеком, ответил так:
— О, Владыка, он повторяет слова из Священной Книги, слова Божьего пророка относительно тех, кто подавляет свой гнев и прощает обиды, возлюбленных Аллаха.
И правитель, услышав эти слова и поверив им, почувствовал, как его сердце было тронуто ими; огонь его гнева угас, и дух сострадания вошел в него, поэтому он отменил свое собственное повеление, простил человека и приказал освободить его.
Но рядом с королем находился еще один визирь, злой человек с лукавыми глазами, знавший все языки и всегда стремившийся достичь возвышения, обрушивая несчастья на других. Этот визирь, сделав, таким образом, суровое лицо, как у молящегося дервиша, громко воскликнул:
— Должно ли доверенным министрам короля, людям почетного положения, таким как мы, произносить в присутствии нашего господина даже один слог неправды! Знай же, о, Владыка, что первый визирь неверно истолковал слова узника, потому что этот негодяй не произнес ни единого благочестивого слова, но лишь злые и кощунственные слова о тебе, проклиная своего короля в своей бессильной ярости.
Но правитель нахмурился, когда услышал это, и обратив свой устрашающий взор на второго визиря, он сказал ему:
— Для моих ушей приятнее была ложь, произнесенная моим первым визирем, чем правда, сказанная твоими устами; ибо он сказал ложь с доброй и милосердной целью, тогда как ты произнес правду, лелея лишь злые и безнравственные намерения. Лучше ложь, сказанная для праведных целей, чем истина, провоцирующая зло! И мое прощение не будет отменено, но что касается тебя, не смей больше показываться мне на глаза!
Перевод — Роман Дремичев