Со стороны террасы к князю заспешил камердинер, неся на серебряном подносе телефон сотовой связи.
— Ваше высочество, звонит господин Скурос.
— Можете идти, — сказал Генрих, поднимая трубку. Он напряженно слушал. Его лицо побледнело, потом залилось краской. Пульс участился.
Никос Скурос обратился к нему с просьбой отметить свое пятидесятилетие в кругу княжеской семьи.
Поразительная бесцеремонность. Впрочем, Никос Скурос никогда не отличался излишней скромностью. Но от него многое зависело…
У Жан-Люка Фюрнуара раскалывалась голова. В висках стучал кузнечный молот. Вдобавок ко всему никак было не избавиться от отвратительного привкуса. Он потер лоб, лихорадочно соображая, как бы избавиться от тяжелого похмелья.
Накануне они с Кристиной пригласили человек шестьдесят гостей на ночное гулянье. На берегу был разожжен огромный костер. Они жарили на вертеле барашка и танцевали до упаду прямо на песке, под открытым небом.
— Ты совсем не уделяешь мне внимания, — упрекнула Кристина, когда от костра остались только тлеющие угли и большинство парочек растворилось во мраке.
— С чего ты взяла, ma petite? — притворно удивился он.
— Ты не отходил от этой итальянской манекенщицы. Чем вы с ней занимались в темноте?
Голос Кристины звенел от обиды. Она повернулась и ушла, не дожидаясь ответа.
— Выслушай меня, Кристина, — обратился он к ней наутро. — Буду с тобой предельно честен. У меня случались срывы, я вел себя не лучшим образом — ты знаешь, что я имею в виду. Но теперь мне нужна только ты. Я ничем не обманул твоего доверия.
У Жан-Люка вспотели ладони. Пытаясь справиться с волнением, он изучал портреты предков Беллини на стенах приемной.
— Прошу вас, пройдите в кабинет его светлейшего высочества, — сказал секретарь, открывая дверь.
Жан-Люк оказался в просторном кабинете князя. Одну стену от пола до потолка занимали стеллажи. На застекленных полках стояли средневековые фолианты — истинные раритеты, среди которых было несколько ранних иллюстрированных изданий Библии. Фрески на потолке изображали сцены охоты.
Князь Генрих сидел за массивным письменным столом вишневого дерева. Перед ним лежал грубый конверт, облепленный иностранными марками.
— Ваше светлейшее высочество, — учтиво поклонился Жан-Люк, не подавая виду, что у него трясутся поджилки.
Князь молча протянул ему конверт.
— Что это? — спросил Жан-Люк.
— Потрудитесь ознакомиться, — ответил Генрих с металлом в голосе.
После секундного замешательства Жан-Люк запустил руку в конверт и извлек несколько тусклых черно-белых фотографий.
— Но… я не… Это какая-то ошибка!
— Ошибка?
— О, я никогда не был… в жизни не видел этих женщин. Человек на фотографиях — это не я.
Генрих прищурился:
— Какое, однако, разительное сходство.
Жан-Люк перебирал снимки, изображая праведное негодование.
Генрих устремил на зятя взгляд, полный презрения. Наконец он нарушил затянувшуюся паузу:
— Нам и раньше было известно о ваших эскападах. Но теперь тайное стало явным. Публикация таких фотографий в прессе способна нанести непоправимый ущерб монархии Коста-дель-Мар.
— О, разумеется, — энергично закивал Жан-Люк.
— Я дал поручение своему доверенному лицу уладить это дело. Что же касается вас…
У Жан-Люка душа ушла в пятки.
— Что касается вас, — повторил князь Генрих, — я ожидаю, что впредь вы будете вести себя так, как подобает мужу принцессы Коста-дель-Мар. В противном случае я вынужден буду расторгнуть ваш брак, toute de suite, comprenez-vous?
— Да… да, ваше светлейшее высочество, — забормотал Жан-Люк, который успел привыкнуть к роскоши и вовсе не хотел в одночасье лишиться всех привилегий.
— Не смею вас долее задерживать.
В кабинете князя долго не выветривался терпкий запах одеколона, которым пользовался Жан-Люк. Одиозные фотографии аккуратной стопкой лежали на столе.
— Отец! — Кристина чуть не плакала. — Это не то, что ты думаешь. Пираты-фотографы не брезгуют никакими средствами. Это фальшивки!
Князь Генрих раздраженным жестом приказал ей замолчать. Он поднялся из-за стола, отодвинул кресло и подошел к окну.
— Дело не только в этих фотографиях. Недопустимое поведение твоего мужа бросает тень на всю династию Беллини, и в первую очередь — на тебя, Кристина.
— За мной нет никакой вины, — тихо сказала принцесса.
— Ошибаешься. Твой брак — это не твое частное дело. Это государственный вопрос, который имеет множество различных аспектов. Твои желания играют здесь второстепенную роль. Позаботься о том, чтобы твой супруг не переступал грани приличий. Это твоя обязанность, Кристина. Если в вашем… грязном белье станут копаться все, кому не лень, этот позор отраженным светом падет и на меня. Монархия Коста-дель-Мар не переживет такого скандала. Ты знаешь, каково сейчас положение в стране. Для тебя не секрет наша политическая и финансовая нестабильность. Определенные силы во Франции — да и не только во Франции — выжидают удобного момента, чтобы устроить coup de grace[5].
— А вдруг… — Кристина провела языком по пересохшим губам, — вдруг он опять примется за старое?
— Не думаю. Ему определенно понравилось жить в твоих апартаментах, пользоваться двумя твоими автомобилями, транжирить твои средства. — Генрих немного смягчился: как-никак Кристина была его любимицей. — Завтра я устраиваю обед в честь юбилея нашего греческого друга, Никоса Скуроса. Вы с Жан-Люком должны присутствовать. Прошу тебя, окажи внимание Скуросу. Это важно.
— Конечно, — попыталась улыбнуться Кристина.
У нее была запланирована поездка в Лос-Анджелес. В последние дни она не могла думать ни о чем другом. Если отец запретит ей лететь в Штаты, это будет крушением всех ее надежд.
— И все же, отец, — решилась она, — эти фотографии на самом деле смонтированы. Жан-Люк не виноват, что…
— Итак, завтра, во второй половине дня, — прервал ее отец. — Постарайся выглядеть как можно лучше.
Кристина вплыла в зал под руку с Жан-Люком. Ей удивительно шло гладкое золотистое платье. На светлых волосах сверкала знаменитая бриллиантовая диадема в форме сердца, которую носила ее мать, княгиня Лиссе.
Все взоры устремились на нее, когда она подошла к почетному гостю.
— С днем рождения! — тепло поздравила Кристина миллиардера-судовладельца. — Чудесно, что в этот день мы можем быть вместе с вами.
Грек сверкнул ослепительной улыбкой; от него исходило неотразимое мужское обаяние.
— Я счастлив, что нахожусь сегодня здесь. Ваш отец необыкновенно великодушен.
Обед продолжался более трех часов. Каждая перемена блюд сопровождалась тончайшими винами. Никос Скурос, сидя на почетном месте, рядом с князем Генрихом, развлекал присутствующих описанием своей поездки в Италию, где по его заказу на одном из заводов создавали новый гоночный автомобиль. Стоило принцу Жаку уловить слова «гоночный автомобиль», как он тут же забыл о своей миловидной спутнице и весь обратился в слух. Скурос время от времени появлялся на ралли «Формулы-1» и даже хвалился, будто в молодости сам участвовал в гонках. Все его рассказы блистали изяществом и остроумием. Но Кристина заметила, что пристальный взгляд Скуроса все чаще задерживается на ее лице.
После ужина она вышла на балкон. У нее не было ни малейшего сомнения, что Скурос последует за ней. Так и случилось.
— В этом зале нет никого прекраснее вас, — сказал он своим глубоким голосом с едва различимым греческим акцентом.
— Неужели? — Кристина улыбнулась. — Я видела в доке вашу новую яхту. Вы уверены, что она пройдет главным фарватером? Там довольно мелко; наша гавань не рассчитана на суда… такого класса.
Скурос встретился с ней взглядом.
— Меня заверили, что глубина достаточна для корпуса с такой осадкой, более чем достаточна. Вас интересует мореплавание, принцесса Кристина?