Тедди распахнула дверь.
— Огги! — в восторге закричала она.
Его выгоревшие до белизны волосы были коротко подстрижены по последней моде. Он показался ей совершенно неотразимым.
— Бэби, бэби, бэби, — приговаривал Огги, протягивая к ней руки.
Тедди положила голову ему на грудь.
— Огги, — шептала она.
У нее защипало глаза. Она смеялась и плакала.
— Эй, пригласит меня кто-нибудь войти или нет?
— Ох, я забыла обо всем на свете. Заходи, пожалуйста. Отец нас сегодня повезет ужинать в таверну «Три медведя» — это чудесное старинное местечко, а завтра поедем кататься на машине. Здесь осенью все полыхает, ты увидишь…
— Трещотка! — Огги приложил ей к губам указательный палец. — Не все сразу. Сначала иди сюда. Я должен тебя как следует поцеловать.
Он, бесспорно, знал, как это делается. Тедди прильнула к нему всем телом. Три недели, что они не виделись, показались ей вечностью.
— Тедди! — раздался с верхней площадки голос Хьюстона. — Кто там — Огги?
Ее насмешила неловкая попытка отца изобразить деликатность.
— Ну конечно, папа, кто же еще! Сейчас мы поднимемся. Он приехал на целых пять дней!
Таверна «Три медведя» стояла в лесу полтора века. Это действительно была настоящая таверна, какие строились в Новой Англии — с низкими потолками и открытым камином, в котором потрескивали яблоневые поленья. Все столики были заняты состоятельными жителями близлежащих городков — Уилтона, Дэриена и Уэстпорта.
— Обожаю это место, — вздохнула Тедди. — Когда мама была жива, мы сюда частенько наведывались. И название такое уютное, как сказка.
Огги и Хьюстон обсудили биржевые новости. Огги сообщил, что сам контролирует свои капиталовложения и собирается приобрести в собственность многоквартирный дом в Уэстпорте. Это было одной из причин его приезда в Коннектикут.
— Так что завтра мне надо будет кое с кем встретиться, — извиняющимся тоном сказал он Тедди. — Сама понимаешь… Может быть, вы оба составите мне компанию? Посоветуете что-нибудь дельное.
— Обязательно, — ухватилась за его предложение Тедди, ничем не выдав своего огорчения.
Она рассчитывала, что утром они с Огги подольше поваляются в постели, а потом поедут кататься по окрестным деревушкам с игрушечными старыми церквами и аккуратными домиками.
Огги накрыл ладонью ее руку.
— Ти, милая, деловые встречи пройдут днем, а вечером мы будем вместе.
Когда они шли к машине, Тедди поскользнулась на мокрой опавшей листве. Загипсованная нога неловко поехала вперед. Тедди попыталась было опереться на руку Огги, но тот шагал немного впереди, и ее пальцы лишь царапнули по его рукаву. Она неуклюже замахала руками и со всего размаху шлепнулась на тротуар.
— Ти! Тедди! — одновременно закричали Огги и Хьюстон, бросаясь ее поднимать.
— Все в порядке, — сквозь слезы пробормотала Тедди. — Чертов гипс!
— Бери вот так, осторожно, не спеши, — командовал Уорнер.
Мужчины поставили ее на ноги. Глядя на Огги, Тедди заметила, что он поджал губы. Пока они не сели в машину, он старался держаться от нее на расстоянии.
— Хочу показать тебе наши семейные фотографии, — сказала Тедди, ведя Огги в верхнюю гостиную, где по стенам было развешено более ста пятидесяти черно-белых любительских снимков.
Начало этой традиции положила ее мать, когда Тедди была еще совсем маленькой. Потом свой вклад внес и Уорнер. В этих фотографиях отразился весь жизненный путь Тедди, от серьезной девочки с двумя толстыми косичками, сжимающей свою первую ракетку, до чемпионки «Australian Open» и Уимблдона.
— Классные снимки, — похвалил Огги, а потом перевел взгляд на Тедди. — Послушай, Ти…
— Что?
— Нет, ничего, — осекся он. — Знаешь, твоя сломанная лодыжка прямо меня преследует. Я суеверный идиот. Но я тебя люблю, Тедди. Не представляю свою жизнь без тебя.
Три дня Тедди прожила как в раю. Огги возил ее кататься на машине и даже побеседовал с ее врачом-физиотерапевтом, чтобы поделиться своими соображениями о том, как можно поскорее вернуть ей спортивную форму. Но на утро четвертого дня Огги вдруг объявил, что должен уезжать. Он сказал, что агент срочно вызывает его в Нью-Йорк.
— У меня для тебя есть маленький подарок, — прошептал Огги, когда они обнялись в холле, где уже были составлены его чемоданы.
Он открыл свой кейс и достал небольшую коробочку в фирменной обертке ювелирного магазина.
У Тедди замерло сердце.
— Может, посмотришь? Я долго выбирал. Надеюсь, тебе понравится.
Дрожащими руками она сняла бумагу и открыла крышку футляра. На синем бархате лежала миниатюрная золотая ракетка с ее инициалами. Тедди не поверила своим глазам. Ее бросило в жар. Она ожидала увидеть кольцо… а оказалось, что это всего-навсего теннисная ракетка. Зато золотая, — сказала она себе в утешение, едва сдерживая слезы.
— Это подвеска, ее можно носить на цепочке. — Огги бережно вынул украшение из футляра. — Подарок в преддверии помолвки. На счастье, Ти. Не обижайся, что я пока не дарю тебе кольцо. У меня уже был печальный опыт, и мне нужно время, чтобы решиться на вторую попытку.
Тедди приняла из его рук крошечную золотую вещицу.
— Чудесный подарок, — сказала она. — У меня никогда не было такого талисмана.
Огги снова сжал ее в объятиях.
— Ты, наверно, заслуживаешь более достойной партии, чем я, да и отец твой от меня не в восторге, но я тебя люблю, Тедди, ты мне нужна, а главное, — засмеялся он, — желаю тебе поскорее выйти на корт. Новый талисман тебе поможет. Передай своей докторше: если она будет валять дурака — ей придется иметь дело со мной.
— Так и передам.
— Вот и хорошо. Поправляйся, Тедди.
Она стояла на лужайке, пока машина Огги не скрылась за углом. И смех, и грех… «Подарок в преддверии помолвки». Золотая ракетка. Ни дать ни взять — эмблема спортивного клуба.
— До свидания, мистер Уорнер, — сказала Кэтрин, старший референт Хьюстона Уорнера.
После обычного для Уорнера и его служащих тринадцатичасового рабочего дня она едва держалась на ногах.
— Всего доброго, Кэтрин, — отозвался он.
Как только она вышла из приемной, Хьюстон поспешил к двери и защелкнул замок, а потом ослабил галстук. Вернувшись к себе в кабинет, он растянулся на кожаном диване и только сейчас почувствовал страшную усталость. У него ломило спину.
Его взгляд скользнул по стене, где висели фотографии Тедди и его самого в расцвете спортивной карьеры.
Тедди. Красивая, белокурая. Прирожденная теннисистка.
Уорнер нахмурился. Ему не давало покоя увлечение дочери. Что она нашла в этом Огги Штеклере? Скандалист, самовлюбленный тип. Подумать только: удосужился ее проведать! Он только выбьет ее из равновесия, сломает ее блестящую спортивную карьеру.
Оставалось лишь надеяться, что его место в сердце Тедди со временем займет кто-нибудь другой. Хьюстону вспомнился недавний разговор с дочерью:
— Папа, — сказала она, впиваясь глазами в спортивный раздел «Нью-Йорк таймс», — ты читал, что принц Жак выступает в «Формуле-1»? Он круче покойного Айртона Сенны, просто у него еще не было шанса это доказать.
Он усмехнулся:
— С каких это пор тебя стали интересовать гонки, Тедди? Я думал, ты читаешь только теннисные страницы.
— Ну, просто… Да что ты, папа, в конце-то концов: я лично знакома с Жаком, мне интересно, чем он занимается…
У нее дрогнул голос. Зная все оттенки настроения дочери, Хьюстон Уорнер похолодел.
— Тедди, — спросил он, — ты часом не влюбилась в этого принца?
— Вот еще! Конечно нет! — слишком бурно запротестовала она.
— Ну и ладно, — быстро сказал Уорнер. — Влюбляться — только время терять. Свою энергию надо беречь для спорта. Будь осмотрительна, Тедди. Не отвлекайся на глупости. У тебя уже есть один друг — Огги, а больше и не нужно. Всему свое время — будет у тебя и муж, и ребенок. Но надеюсь, не раньше чем лет через десять. С одной стороны, ты еще будешь молода, а с другой…